а последний, в свою очередь, из механизма, т. е. всегда более близкое — из более далекого, непосредственное — из косвенного, сильные проявления — из слабых, внутреннюю сущность — из явления. Я избираю противоположный путь: из того, как мотив движет твою волю, ты должен понять, как причина движет действие, из движений твоего тела, вызываемых мотивами, (vulgo — произвольных), — движения немотивированные (органические, растительные), из последних — живую природу, химизм, механизм, и из действия мотивов — действие причин, т. е. из непосредственного — косвенное, из близкого — далекое, из совершенного — несовершенное, из вещи в себе, воли, — явление.
В этом — настоящая оригинальность моего учения, вследствие чего оно и стоит в решительном противоречии со всеми прежними попытками и в корне меняет самый метод исследования. — Не вещь в себе надо объяснять из явления, — что всегда обречено на неудачу, а наоборот, явление — из вещи в себе. — Ты из себя должен понять природу (γνωϑι σαυτον), а не себя из природы. Это — мой революционный принцип.
Как после каждого важного открытия умалители находят, что оно имелось уже в прежних сочинениях, так следы моего учения встречаются почти во всех философских системах всех времен, — не только в Ведах, у Платона и Канта, в живой материи Бруно, Глиссона и Спинозы и в дремлющих монадах Лейбница, но и решительно во всех философских системах, древнейших и новейших, — но только всегда в самых разнообразных одеяниях и сплетениях, с абсурдами[1], которые бросаются в глаза, и в самых причудливых формах, в которых их можно распознать, — стоит лишь их поискать. Мне это кажется совершенно подобным тому, как во всех животных находят тип человека, но странно обезображенный, незаконченный, то хилый, то чудовищный, то как грубую попытку, то как карикатуру. Высокомерность этого сравнения является лишь королларием к тому высокомерию, которое заключается вообще в том, что пред-
- ↑ Абсурд заключается в следующих положениях:
Материя состоит из монад, т. е. из познающих субъектов.
Грубая материя живет, а так как жизнь обозначает органичность, то приписывать жизнь грубой материи противоречиво.
Мир — протяжение и мышление.
И тем не менее такие положения выставлялись превосходнейшими умами, и другие одобряли их, в то время как толпа смеялась над абсурдностью этих принципов. Это потому, что те великие умы узнали истину интуитивным путем, но не могли выразить ее чисто и изолированно и оттого произвели ее на свет вместе с шлаком абсурдности.
