тов для иллюстрации данного мною в § 67 первого тома объяснения плача: я говорю там, что плач вытекает из сострадания, предметом которого являемся мы сами. В конце восьмой песни Одиссеи Улисс, которого, несмотря на его многострадальность, Гомер никогда не изображает плачущим, разражается слезами, когда, еще не узнанный, слышит у феакийского царя, как певец Демодок воспевает его прежнюю героическую жизнь и подвиги: он плачет потому, что воспоминание о блестящей поре жизни составляет контраст с его настоящими горестями. Значит, не самые эти горести непосредственно, а только объективная дума о них, картина его теперешнего положения, оттененная прошлым, — вот что вызывает у него слезы: он чувствует сострадание к самому себе.
То же ощущение выражает Эврипид устами невинно-осужденного и оплакивающего свою собственную участь Ипполита:
|
Наконец для потверждения этой мысли уместно будет привести здесь один анекдот, который я заимствую из английской газеты „Herald“ от 16-го июля 1836 года. Один подсудимый, слушая, как его адвокат излагал перед судом его дело, разразился слезами и воскликнул: «я и не знал, что вынес даже половину этих страданий, пока сегодня не услышал об этом здесь!»…
Каким образом, несмотря на неизменность характера, т. е. действительного основного направления воли человека, возможно все-таки настоящее моральное раскаяние, — это я выяснил уже в § 55 первого тома, но прибавлю еще к этому следующее замечание, которому я должен предпослать несколько определений. Влечение — это всякая более или менее сильная восприимчивать воли к мотивам известного рода. Страсть, это — столь сильное влечение, что возбуждающие его мотивы приобретают над волей такую власть, которая сильнее, чем власть всякого другого, противодействующего им мотива; оттого их господство над волей становится абсолютным, и воля сохраняет к ним пассивное, страдательное отношение. При этом необходимо однако заметить, что страсти редко достигают такой степени, которая бы вполне отвечала дан-
- ↑
Когда б теперь я сам себя увидел
Со стороны, как стало бы мне жаль,
Как плакал бы я над собой!…
(Перевод Д. С. Мережковского.)
