вых, так и живых. Недолго думая, они покинули единственно-верный путь, который, наконец, открыли названные мудрецы, и стали философствовать зря, с помощью различных, набранных с сосенки да с бору понятий, не заботясь об их происхождении и сути, так что в конце концов гегелевская лжемудрость дошла до того, что понятия, мол, совсем ни откуда не происходят, а напротив, сами служат началом вещей.
Однако Кант сделал ту ошибку, что из-за чистого воззрения слишком пренебрег эмпирическим, — о чем я подробно говорил в своей критике его философии. У меня воззрение — безусловный источник всякого познания. Рано поняв коварство и опасность абстракций, я уже в 1813 г., в своем трактате о законе основания, показал все разнообразие отношений, которые мыслятся в этом понятии. Общие понятия должны, правда, служить материалом, в который философия слагает и укладывает свое познание, — но не источником, из которого она такое познание почерпает: terminus ad quem, а не a quo. Она не есть, как определяет ее Кант, наука из понятий, а наука в понятиях.
Таким образом, и понятие причинности, о котором мы говорим здесь, было толкуемо философами — ради их догматических умыслов — слишком широко, почему в него и вошло много такого, чего в нем вовсе и не заключается; отсюда возникли принципы, вроде: «все, что существует, имеет свою причину», «действие не может заключать в себе более, чем причина, следовательно — ничего такого, чего нет в последней», «causa est nobilior suo effectu» и много других, столь же беззаконных. Обстоятельный и яркий пример таких рассуждений представляет следующее умствование пошлого болтуна Прокла, в его «Institutio theologica» § 76: «Все, что происходит от неподвижной причины, имеет неизменную сущность (субстанцию), а все, что происходит от подвижной причины, имеет сущность изменчивую. Ибо если то, что делает некоторую вещь, совершенно неподвижно, то оно производит другое не движением, а из себя, самым бытием своим, согласно с собою». Очень хорошо! Но покажи-ка мне неподвижную причину! Она невозможна. Абстрактное мышление здесь, как и во многих других случаях, отбросило все определения, кроме одного, — того, которое ему хочется употребить, не обращая внимания, что последнее без остальных существовать не может.
Единственно-правильное выражение для закона причинности таково: каждое изменение имеет свою причину в другом, ему непосредственно предшествующем. Если что-нибудь происходит, т. е. насту-
