щих и удовлетворяющих, — подобно тому как и жизнь сердца (воля) представляет собою постоянную смену большей или меньшей тревоги, возбуждаемой желаниями или страхом, — и успокоения, имеющего такое же разнообразие оттенков, как и эти желания и страх. Вот почему гармоническое развитие музыкальной пьесы состоит в искусной и правильной смене диссонансов и консонансов. Ряд одних только консонантных аккордов вызывал бы пресыщение, утомление и пустоту, — как languor, который наступает после удовлетворения всех желаний. Оттого диссонансы, как ни тревожат, как почти мучительно ни действуют они, должны быть вводимы в музыку, — но только для того, чтобы после надлежащей подготовки они снова разрешались в консонансы. В сущности, во всей музыке есть только два основных аккорда: диссонантный септаккорд и гармоническое троезвучие; к ним могут быть сведены все остальные аккорды. Это соответствует тому, что для воли, собственно, существуют только неудовлетворенность и удовлетворенность, в каком бы множестве разнообразных оболочек они ни выступали. И как есть два основных настроения духа, — веселость, или, по крайней мере, бодрость, и печаль, или подавленность, так и музыка имеет две общие тональности, Dur и Moll, соответствующие этим настроениям, — и всегда музыка должна быть в одной из них. Но поистине, в высшей степени удивительно, что есть знак скорби — moll: ни физически он не тягостен, ни условно, — а все-таки он непосредственно и неоспоримо действует на нас. По этому можно судить, как глубоко в сущности вещей и человека заложено основание музыки. У северных народов, жизнь которых протекает в тяжких условиях, — например, у русских, господствует moll, даже в церковной музыке. Allegro в moll весьма часто встречается во французской музыке и характерно для нее: это похоже на то, как если кто-нибудь танцует, в то время как башмак жмет ему ногу.
Присоединю еще два побочных соображения. В смене тоники, а с нею и ценности всех ступеней, — в этой смене, благодаря которой один и тот же тон фигурирует в качестве секунды, терции, кварты и т. д., тоны ска̀лы похожи на актеров, которые сегодня должны играть одну роль, а завтра — другую, между тем как личность их остается одна и та же. То обстоятельство, что эта личность часто не вполне соответствует той или другой роли, можно сравнить с упомянутой в конце § 52 первого тома неизбежной нечистотой всякой гармонической системы, — нечистотой, которая породила равномерную темперацию.
