дался бы он вопросом, для какого собственно зрителя ставится вся эта комедия всемирной истории? В самом деле: так как непосредственным единством сознания обладает только индивидуум, а не человечество, то единство исторической жизни последнего — чистая фикция. При этом как в природе реальны только виды, genera же являются простой абстракцией, так и в человечестве реальны только индивидуумы и отмеренный им век, а народы с их жизнью — простые абстракции. Наконец, все эти конструкции истории, проникнутые плоским оптимизмом, всегда имеют в своем конечном идеале уютное, питательное, сытое государство, с благоустроенными учреждениями, хорошей юстицией и полицией, с техникой и индустрией; в лучшем случае, этот идеал — умственный прогресс, — ведь только в умственной сфере и возможен прогресс, потому что моральное в существе своем не изменяется. Между тем именно к моральному, по свидетельству нашего сокровенного сознания, сводится все, а лежит оно только в индивидууме, как направление его личной воли. На самом деле, только жизнь индивидуума имеет единство, стройность и истинную значительность; эту жизнь можно рассматривать как поучение, смысл которого морален. Только состояния внутреннего человеческого мира, поскольку они касаются воли, обладают истинной реальностью и представляют собою действительные события, ибо одна только воля — вещь в себе. В каждом микрокосме таится весь макрокосм, и в последнем заключается не больше того, что есть в первом. Множественность, это — явление, и внешние процессы, это — не что иное, как сочетания мировых феноменов; поэтому непосредственно они не имеют ни реальности, ни значения, а приобретают их лишь косвенным образом, через свое отношение к воле отдельной личности. Оттого всякая попытка непосредственно объяснить и раскрыть их — это все равно, что в очертаниях облаков видеть группы людей и животных. Все, о чем повествует история, это, в сущности, — только тяжелый, долгий и смутный кошмар человечества.
Гегельянцам, которые философию истории признают даже главной целью всякой философии, следует указать на Платона, который неустанно повторяет, что предметом философии служит неизменное и вовеки пребывающее, а не то, что сегодня существует так, а завтра — иначе. Все те, кто воздвигает подобные схемы мировой жизни, или как они это называют, истории, не постигли основной истины всякой философии, — именно того, что во все времена существует одно и то же, что всякое происхождение и возникновение только иллюзорно, что неизменны только идеи, что
