§ 21, — туда я и отсылаю, для того чтобы здесь не повторяться. Там я показал огромную разницу между простым чувственным ощущением и воззрением объективного мира и вскрыл широкую пропасть, разделяющую их; через нее ведет нас один лишь закон причинности, который однако, для своего применения, предполагает обе другие родственные ему формы — пространство и время. Только при помощи этих трех форм, взятых вместе, получается объективное представление. Возникает ли то ощущение, исходя из которого мы достигаем восприятия, — возникает ли оно в силу противодействия, которое встречает себе обнаружение силы наших мускулов, или же в силу светового впечатления на сетчатку, либо звукового впечатления на слуховой нерв и т. д.,— это в сущности безразлично: ощущение во всяком случае остается только простым данным для рассудка, который один способен понять его, ощущение, как действие отличной от него причины, который созерцает ее как нечто внешнее, т. е. полагает в пространство, — форму, тоже до всякого опыта присущую интеллекту, — полагает как нечто, это пространство занимающее и наполняющее. Без этой интеллектуальной операции, для которой формы всегда должны лежать в нас наготове, ни в каком случае из простого ощущения в пределах нашей колеи не могло бы возникнуть интуиции объективного внешнего мира. Как можно думать, что для этого достаточно простого чувства какого-то противодействия, мещающего произвести желаемое движение (что̀ бывает и при параличе)? К этому присоединяется еще то обстоятельство, что для того, чтобы я попытался воздействовать на внешние предметы, последние непременно должны были раньше, подействовать на меня, в качестве мотивов, — а это уже предполагает восприятие внешнего мира. Согласно обсуждаемой теории, человек, родившийся безруким и безногим (как я уже заметил это в указанном выше месте), вовсе не мог бы достигнуть представления причинности, а следовательно — и восприятия внешнего мира. А что это не так, доказывает факт, сообщаемый в „Frorieps Notizen“ 1838, июль, № 133; там подробно, с приложением портрета, рассказывается об одной эстляндке, Эве Лаук, тогда в возрасте 14 лет, родившейся совсем без рук и ног; сообщение кончается следующими словами: „по свидетельству матери, она в умственнном отношении развилась так же быстро, как и ее сестры и братья, — т. е. так же скоро научилась правильно судить о величине и расстоянии внешних предметов, не имея однако возможности пользоваться для этого руками. Дерпт, 1 марта 1838 г. Доктор A. Hueck“.
