хотя видит он его только потому, что глубже погружается в мир, лежащий и перед ними, так как в его голове последний рисуется объективнее, т. е. чище и явственнее.
Интеллект, по своему назначению, только среда мотивов; поэтому на первых порах он не воспринимает в предметах ничего другого, кроме их отношений к воле, — отношений прямых, косвенных, возможных. У животных, где дальше прямых отношений дело почти не заходит, указанная роль интеллекта очевиднее всего: то, что не имеет отношения к их воле, для них не существует. Оттого мы и видим иногда с изумлением, что даже умные животные совсем не замечают чего-нибудь бросающегося в глаза, — например, не обнаруживают никакого удивления при явных переменах в нашей личности или в окружающей обстановке. У нормального человека сюда присоединяются еще косвенные и даже возможные только отношения к воле, сумма которых и составляет совокупность полезных для него знаний, — но и здесь познание не выходит за пределы отношений. Вот почему в нормальной голове и не может возникнуть совершенно объективный образ вещей, ибо ее интуитивная сила, если только ее не поощряет и не приводит в движение воля, сейчас же утомляется и перестает работать, не имея достаточно энергии для того, чтобы собственной эластичностью и бесцельно отдаться чисто-объективному восприятию мира. Там же, где это случается, где представляющая сила мозга дает такой избыток, что бесцельно возникает чистый, явственный, объективный образ внешнего мира, который (образ) для целей воли бесполезен, а на высших ступенях своего развития даже мешает ей и может стать для нее прямо вредным, — там имеется уже по крайней мере задаток той аномалии, которая известна под именем гениальности: оно указывает на то, что здесь, по-видимому, начинает действовать нечто постороннее воле, т. е. настоящему я, как бы некоторый, извне приходящий гений. Но говоря без метафор: гениальность заключается в том, что познавательная способность получает значительно большее развитие, чем это необходимо воле, ради служения которой она, эта способность, первоначально только и возникла. Поэтому, строго говоря, физиология могла бы подобный избыток мозговой деятельности, а с нею и самого мозга, причислить до некоторой степени к monstris per excessum, которые она, как известно, ставит в один ряд с monstris per defectum и monstris per situm mutatum. Гениальность таким образом состоит в чрезмерном излишке интеллекта, который (излишек) может находить для себя применение только в том, чтобы на-
