определение, самое же пространство — форма нашей способности воззрения, т. е. функция нашего мозга: поэтому-то «вне нас», куда мы, под воздействием зрительных ощущений, полагаем предметы, само лежит внутри нашей головы, ибо здесь-то и находится вся его арена. Это приблизительно то же, что бывает в театре: мы видим горы, лес и море, но все это не выходит из стен здания. Отсюда становится понятным, отчего мы созерцаем вещи как внешние и все-таки видим их совершенно непосредственно, — а не как свое внутреннее представление о вещах, отличное от самых вещей, лежащих вне. Ибо в пространстве и, следовательно, вне нас вещи существуют лишь постольку, поскольку мы их представляем; оттого эти вещи, которые мы таким образом созерцаем непосредственно (а не видим в них просто отражения), — суть сами тоже лишь наши представления и, как такие, существуют только в нашей голове. Следовательно, не созерцаем мы, — как говорит Эйлер, — непосредственно самые вне нас лежащие вещи, а скорее надо сказать так: вещи, которые мы созерцаем как расположенные вне нас, — это только наши представления и потому это есть нечто нами непосредственно восприемлемое. Таким образом, все правильное замечание Эйлера служит новым подтверждением кантовской трансцендентальной эстетики и моей, на ней основанной, теории воззрения, как и идеализма вообще. Упомянутая выше непосредственность и бессознательность, с которой мы, при воззрении, совершаем переход от ощущения к его причине, может быть уяснена аналогичным процессом при отвлеченных представлениях, или мышлении. Именно: читая и слушая, мы воспринимаем только слова, но от них переходим так непосредственно к обозначаемым в них понятиям, что нам кажется, будто мы воспринимаем непосредственно понятия, — ибо мы совершенно не сознаем перехода к ним. Вот почему мы иногда не знаем, на каком языке прочли мы вчера то, что вспомнили сегодня. Но что такой переход все же совершается, это мы замечаем в тех случаях, когда он запаздывает, т. е. когда мы в рассеянности читаем машинально и потом оказывается, что хотя мы восприняли все слова, но не восприняли ни одного понятия. Лишь при переходе от абстрактных понятий к образам фантазии мы сознаем допущенное нами несоответствие.
Впрочем, при эмпирическом восприятии, бессознательность, с которой совершается переход от ощущения к причине, сопутствует, собственно, только воззрению в теснейшем смысле, т. е. видению; при всех же остальных чувственных восприятиях он совершается более или менее сознательно, и по-
