щественно французским. В особенности должны мы здесь назвать Кабаниса, которого замечательное творение „Des rapports du physique au moral“ положило на физиологическом пути краеугольный камень этого миропонимания. Одновременно подвизался знаменитый Биша; его задача, впрочем, была гораздо шире. Даже о Галле следует здесь упомянуть, хотя главной цели своей он не достиг. Невежество и предрассудок выдвинули против этого миропонимания обвинение в материализме, — это потому, что оно, строго придерживаясь опыта, не знает имматериальной субстанции, души. Новейшие успехи в физиологии нервной системы, обязанные Чарльзу Беллю, Мажанди, Маршаллю Голю и др., тоже обогатили и упорядочили материал для этого миропонимания. Та философия, которая, подобно кантовской, совершенно игнорирует эту точку зрения на интеллект, является односторонней и поэтому недостаточной. Она оставляет между нашим философским и нашим физиологическим знанием необозримую пропасть, из-за которой никогда нельзя получить умственного удовлетворения.
Хотя к сфере названного миропонимания относится уже все то, что я говорил о жизни и деятельности мозга в двух предшествующих главах; хотя ей же посвящены и в моем трактате о воле в природе все сделанные мною указания под рубрикой „физиология растений“, а также и часть указаний, находящихся под рубрикой „сравнительная анатомия“, — во всяком случае далеко не излишним будет нижеследующее общее изложение результатов моего анализа.
Для того чтобы наглядно понять весь резкий контраст, существующий между двумя противопоставленными выше взглядами на интеллект, надо проникнуть в самый корень вещей и сообразить следующее: то, что одно миропонимание непосредственно принимает как сознательное мышление и живую интуицию и делает своим предметом, для другого является не чем иным, как физиологической функцией одной из внутреностей организма, — именно, мозга; мало того: мы вправе утверждать, что весь объективный мир, как ни безграничен он в пространстве, как ни бесконечен он во времени, как ни непостижим он в своем совершенстве, на самом деле представляет собою не что иное, как известное движение или состояние некоторого студенистого вещества в черепе. И мы с изумлением спрашивает себя: что это за мозг, функция которого создает подобный феномен всех феноменов? Что это за материя, которая может быть настолько рафинирована и доведена до степени такого студенистого вещества, что раздражение нескольких частиц последнего становится
