лище (siège) в сердце, которое терпит от них изменения, но место свое (place) они имеют в мозгу. Да, да — так, действительно, говорит оракул г. Флуранса, для которого все эти речи столь назидательны, что он даже два раза (I, 33 и II, 135) молитвенно повторяет их ради вящего и верного посрамления невежды Биша, который не знает ни души, ни тела, а знает только чисто-животную и органическую жизнь, и которого он снисходительно поучает, что надо основательно различать те части, в коих страсти имеют свое седалище (siègent), от тех, кои они аффицируют. Таким образом выходит, что страсти действуют в одном месте, между тем как сами они находятся в другом. Правда, физические вещи действуют обыкновенно только там, где они находятся, — но, конечно, с такого рода имматериальной душой дело может обстоять и иначе. Однако, что собственно имеют в виду г. Флуранс и его оракул, различая place и siège, sièger и affecter? Основная ошибка господина Флуранса и его Декарта вытекает, собственно, из того, что мотивы, или поводы к страстям, которые как представления лежат конечно в интеллекте, т. е. в мозгу, они смешивают с самыми страстями, которые как волевые движения лежат во всем теле, — а оно (как мы знаем) есть сама воля в ее видимости.
Второй авторитет г. Флуранса, это, как я сказал, — Галль. В начале этой двадцатой главы (и притом уже в предыдущем издании) я, с своей стороны, выразился: «величайшая ошибка френологии Галля заключается в том, что он и для моральных качеств устанавливает органы мозга». Но именно то, что я отвергаю и осуждаю, служит для г. Флуранса предметом хвалы и удивления, — ведь он в сердце своем запечатлел декартовское «les volontés sont des pensées» Декарта. Вот почему он и говорит на 144 стр.: «первая услуга, которую Галль оказал физиологии (?), заключается в следующем: он свел моральное к интеллектуальному и показал, что способности моральные и способности интелектуальные суть способности одного и того же порядка, — он поместил их все, как те, так и другие, единственно и исключительно в мозгу». До известной степени, вся моя философия, в особенности же девятнадцатая глава настоящего тома, заключается в опровержении этой основной ошибки. Господин же Флуранс не устает восхвалять именно эту ошибку как великую истину, а Галля — как ее первого глашатая. Например, он говорит (стр. 147): «если бы мне надо было классифицировать услуги, которые оказал Галль, я сказал бы, что первая из них, это — сведение моральных свойств к мозгу»; или: «мозг один представляет собою орган
