как свой внутренний смысл, основание и силу, темное понятие о такой абсолютной физике без метафизики. Бесспорно, подобная физика была бы разрушительна для этики, и если теизм неправильно считали неразлучным с нравственностью, то зато это справедливо по отношению к метафизике вообще, т. е. к истине, что внешний строй природы не есть единственный и абсолютный строй вещей. Поэтому необходимым credo всех праведных и добрых можно считать: «верую в метафизику». В этом отношении важно и необходимо проникнуться убеждением в несостоятельности абсолютной физики, — тем более, что последняя, т. е чистый натурализм, представляет собою такое мировоззрение, которое само собою, всё сызнова и сызнова, навязывается человеку и которое может устранить только более глубокая спекуляция: как ее суррогаты, в этом смысле приносят, конечно, свою пользу всякого рода вероучения и системы, поскольку и покуда они имеют значение. А то обстоятельство, что глубоко-неверное мировоззрение само собою навязывается человеку и его надо устранять искусственными средствами, — это объясняется тем, что первоначальное назначение интеллекта состоит не в том, чтобы поучать нас о сущности вещей, а в том, чтобы показывать нам только их отношения, их связь с нашей волей; как мы увидим во второй книге, интеллект — это лишь посредник мотивов. И то, что в этой посредствующей сфере мир принимает совсем иные очертания, нежели те, какие представляет собою безусловно-истинный миропорядок; то, что мы видим перед собою не ядро вещей, а только их внешнюю оболочку, — это происходит accidentaliter и не может быть поставлено в вину интеллекту, тем более что впоследствии он в самом же себе находит средства поправить эту ошибку, возвышаясь до различения между явлением и внутренней сущностью вещей, — различения, которое, собственно говоря, делали всегда, но которое по большей части сознавали очень несовершенно и потому выражали в весьма неудовлетворительной форме, так что оно выступало даже нередко в странном одеянии. Уже, например, христианские мистики, называя интеллект светом природы, тем самым признавали, что его недостаточно для проникновения в истинную сущность вещей. Он — точно плоскостная сила, подобная электричеству, и не проникает в недра существ.
Неудовлетворительность чистого натурализма, как я уже сказал, прежде всего обнаруживается именно на эмпирическом пути: ведь физическое объяснение выводит всякое частное явление из его причины; между тем цепь этих причин, как мы знаем
