своего мозга: последнее же опосредствовано внешними чувствами, данными которых пользуется интуитивный рассудок для исполнения своей функции — перехода от действия к причине; и вот, благодаря тому, что глаз видит тело или руки его ощупывают, рассудок конструирует пространственную фигуру, которая представляется в пространстве как мое тело. Но вовсе не дано мне непосредственно — ни в общем чувстве тела, ни во внутреннем самосознании — не дано протяжения, или формы, или действенности: в противном случае они должны были бы совпадать с самым моим существом, и оно для своего существования не имело бы тогда нужды в другом существе, которое представляло бы его в своем сознании. На самом деле общее чувство, как и самосознание, непосредственно существует только по отношению к воле, т. е. как приятное или тягостное и как активное в волевых актах, которые внешнему воззрению представляются в качестве деятельности тела. Отсюда следует, что существование моей личности или моего тела, как чего-то протяженного и действующего, непременно предполагает нечто познающее, от последнего отличное, так как это существование по своей природе есть существование в восприятии, в представлении, т. е. существование для другого. В действительности оно служит мозговым феноменом, — все равно, принадлежит ли мозг, в котором оно представляется, собственной или чужой личности. В первом случае собственная личность распадается на познающее и познаваемое, на субъект и объект, которые здесь, как и всюду, нераздельны и несоединимы. Если таким образом моя собственная личность, для того чтобы существовать, как такая, постоянно нуждается в познающем, то это будет относиться, по крайней мере, в такой же степени и к прочим объектам, — т. е. к тем объектам, которым приписать существование, независимое от познания и его субъекта, было целью приведенного возражения.
При этом само собою разумеется, что существование, которое обусловлено познающим, является исключительно существованием в пространстве, т. е. существованием чего-то протяженного и действенного: только оно всегда познаваемо и, следовательно, есть существование для другого. Но все, что существует таким образом, может иметь еще и существование для себя самого, и для последнего оно в субъекте не нуждается. Однако это существование для себя самого не может быть протяжением или действенностью (вместе — наполнением пространства): нет, оно непременно бытие другого рода, — именно, бытие вещи самой в себе, которая, уж прямо как такая, никогда не может быть объектом.
