наклонения, при чем тонко и тщательно отделили прошедшее совершенное и давнопрошедшее, среди которых у греков еще имеются аористы, — все с благородным намерением получить для полного и достойного изложения человеческой мысли соответствующее и достаточное материальное орудие, которое могло бы воспринять и правильно передать всякий оттенок и изменение мыслей. А теперь взгляните на наших нынешних корректоров этого создания искусства, на этих плоских, тупых, подобных чурбану немецких подмастерьев из гильдии писак: для экономии на место они готовы уничтожить все эти тонкие различия, как ненужные, и поэтому сливают вместе все совершенные времена в одно несовершенное и говорят только в несовершенном времени. В их глазах все только что упомянутые достохвальные изобретатели грамматических форм должны являться прямыми дураками, которые не сообразили, что все можно делать под одну колодку и обойтись одним несовершенным временем, как единственным, универсальным praeteritum: а греки, которые, не довольствуясь 3 praeterita, присоединили еще оба аориста, — какими дураками должны они им казаться! Далее они поспешно уничтожили все приставки, как ненужные наросты, и пусть, кто может, разумеет затем, что останется. Важные логические частицы как nur, wenn, um, zwar, und и т. д., которые могут пролить свет на весь период, забраковываются ими ради сбережения места, и читатель остается в потемках. Это конечно на руку иному писателю, который старается писать темно и непонятно, ибо этим думает внушить к себе уважение читателя, — мошенник! Короче говоря, они позволяют себе всякую порчу языка, грамматическую и лексикологическую, ради экономии в слогах. Нет конца их жалким уловкам уничтожить то здесь, то там какой-нибудь слог в глупой надежде достигнуть этим краткости и сжатости выражения. Краткость и сжатость выражения, мои милые бараньи головы, зависит совсем от другого, а не от зачеркивания слогов, и требуют свойств, которые вы так же мало понимаете, как мало имеете. Поэтому они и не возбуждают порицания; скорее стадо еще бо̀льших чем они ослов станет им следовать. — Если подобное исправление языка находит всеобщее и почти не имеющее исключений подражание, то это легко объясняется тем, что для уничтожения слогов, которых не понимаешь, хватит разума у самого глупого.
Язык — художественное произведение; поэтому его нужно брать объективно; сообразно с этим и все выражаемое им должно согласоваться с правилами и отвечать своей цели, каждое предложение должно действительно выражать то, что хотят сказать им, как объективно в нем лежащее; но нельзя обращаться с языком чисто субъективно и выражаться кое-как в надежде, что другой отгадает, что́ под этим подразумевается, как поступают те, кто не
