Das Lied, das aus der Kehle dringt,
Ist Lohn, der reichlich lohnet.[1].
Поэтический дар существует для праздника жизни, а не для ее будней. И если даже тот или другой труд, которым поэт занимается наряду с поэзией, несколько стесняет и ограничивает его дарование, оно все же и при этом условии может свободно развиваться: поэту, ведь, не нужно приобретать больших знаний, как это нужно философу, и от посторонних занятий дарование его даже сгущается, тогда как от излишнего досуга и занятий ex professo оно становится расплывчатым. Иное дело — философия: по только что указанной причине наряду с нею нельзя иметь другого промысла. Но так как и зарабатывание денег философией тоже имеет свои признанные большие неудобства, из-за которых древние и считали его признаком софиста, в отличие от философа, то приходится согласиться с Соломоном, когда он говорит: „Мудрость хороша с наследством и тогда помогает человеку радоваться солнцу“. (Экклезиаст, 7, 12).
Если от древнего мира мы имеем классиков, т. е. умы, писания которых во всем блеске юности просуществовали тысячелетия, то это происходит главным образом от того, что у древних писание книг не было промыслом. Этим же — и уже всецело — объясняется то, что от этих классиков наряду с их хорошими произведениями не дошло до нас и плохих: когда извлечен бывал весь спирт, они, ради выручки, не выносили на рынок еще и остававшейся флегмы, — как это делают даже лучшие из писателей новых.
Музыка — настоящий универсальный язык, который понимается всюду; на этом языке с великим старанием и жаром не переставая говорят и говорили во всех странах и во все века. Значительная, многоговорящая мелодия очень быстро обходит весь земной шар, а бедная смыслом и маловыразительная тотчас же замолкает; это доказывает, что содержание мелодии понятно очень многим. Но говорит музыка не о вещах, а только о радости и горести, этих единственных реальностях для воли; потому-то она так много говорит сердцу, а голове непосредственно ничего сказать не может, и требовать от нее этого, как в музыке живописующей, — насилие, т. е. музыка этого рода решительно должна быть отвергнута. Гайдн и Бетховен, правда, иногда заходили в эту сторону; Моцарт и Россини, сколько
- ↑ Я пою, как поет птица, живущая в ветвях; песня, рвущаяся из груди, мне — полномерная награда.
