Под давлением таких тисков еще можно ожидать от них чего-либо; бояться же этого — нет ни малейшего основания. Ибо как могут выдержать сравнение, при более серьезной и честной поверке, эти ньютоновские химеры, эти, очевидно, не существующие и изобретенные единственно лишь в подражание звуковой гамме 7 призматических цветов: красный, — которого совсем нет, и, простой основной зеленый, который самым явным образом, на наших глазах, наивно и невинно составляется из голубого и желтого; затем чудовищная нелепость скрывающихся в светлом и ясном солнечном свете и прячущихся в нем, темных, даже синих гомогенных лучей; наконец, еще различная их преломляемость, которую опровергает всякий бинокль, — как, повторяю я, могут все эти сказки выдержать сравнение с ясной и простой истиной Гёте, с его, основывающимся на великом законе природы, объяснением всех цветовых явлений, истинность которого повсюду и при всяких обстоятельствах неподкупно свидетельствует сама природа! Мы так же мало должны опасаться этого, как и опровержения той истины, что единожды один — один.
Qui non libere veritatem pronuntiat, proditor veritatis est.
Истины физические могут иметь большое внешнее значение, но им недостает внутреннего смысла. Последний — преимущество интеллектуальных и моральных истин, имеющих своим предметом высшие ступени объективации воли, тогда как первые имеют дело лишь с низшими ступенями. Например, если бы мы достоверно узнали, что, — как в настоящее время лишь предполагают, — солнце вызывает на экваторе термоэлектричество, которое в свою очередь обусловливает земной магнетизм, магнетизм же — полярное сияние, то эти истины имели бы большое значение для внешнего мира, но были бы бедны внутренним смыслом. Примерами же внутренней важности могут служить не только всякая возвышенная и истинная философема духа, но и катастрофа любой хорошей трагедии и даже анализ поступков человека в самых крайних проявлениях его нравственности и безнравственности, — следовательно, злобы и доброты: ибо во всем этом сказывается та сущность,
