в повальных болезнях, космических переворотах и т. д.; тогда и плодотворящая сила должна была бы, в свою очередь, подняться до неслыханной дотоле высоты. Наконец, если мы доведем эту антагонирующую причину до крайней точки, т. е. до совершенного истребления человеческого рода, то подавленная таким образом плодородная сила обнаружит соответствующее давлению противодействие, т. е. дойдет до такого напряжения, что произведет то, что кажется в настоящее время невозможным: именно, так как ей будет недоступно тогда generatio univoca, т. е. рождение подобного от подобного, то она бросится ad generationem aequivocam. Однако на высших ступенях животного царства такое самозарождение нельзя более понимать в том виде, в каком оно представляется нам на ступенях низших: никогда форма льва, волка, слона, обезьяны или, тем более, человека не может возникнуть таким же способом, как возникают инфузории, entozoa и epizoa, — не может она прямо восстать из зацветшего, нагретого солнцем морского ила, или из слизи, или из гниющей органической массы; нет, ее возникновение мыслимо лишь как generatio in utero heterogeneo — таким образом, что из утробы или, вернее, из яйца какой-нибудь особо счастливой животной четы, — в силу накопления именно в этой чете ненормально возросшей жизненной силы ее вида, раньше чем-либо подавленной, — родится вдруг, в счастливую минуту, при надлежащем положения планет и совпадении всех благоприятных атмосферических, теллурических и астральных влияний, в виде исключения, не ей подобная форма, но близко ей родственная, хотя и стоящая на одну ступень выше; так что эта чета на этот раз произведет на свет не просто особь, а новый вид. Подобные явления могли, естественно, совершаться лишь после того, как путем обычной generationis aequivocae, из органического гниения, или из клетчатки живых растений уже успели появиться на свет самые низшие животные, как первые предвестники и квартирьеры грядущих животных пород. Такой процесс должен был наступать после каждой из тех великих земных катастроф, которые, по крайней мере, трижды гасили уже на нашей планете всякую жизнь, так что ей приходилось затепливаться сызнова и, в силу этого, с каждым разом — в формах более совершенных, т. е. ближе стоящих к современной фауне. Но лишь в том ряду животных, который возник после последней великой катастрофы земной коры, процесс этот поднялся до возникновения человеческого рода, — уже после того, как вслед за катастрофой предпоследней он возвысился до обезьяны. Лягушкообразные еще и на наших глазах живут по-рыбьи, прежде чем принять свой собственный, совершенный вид; равным образом и каждый зародыш, по общепринятому почти в настоящее время мне-
