явления. И трудно отказаться от мысли, что это одна и та же сила бушует в тех огненных и водных потоках, а позднее воззовет к жизни флору и фауну. Крайняя же ступень объективации, человечество, должна быть по моему мнению и последней ступенью; ибо на ней уже стало возможно отрицание воли, т. е. отвращение от всей жизненной суеты, отчего вся эта divina comedia и подходит, наконец, к своему концу. Поэтому, если и нет никаких физических оснований, которые ручались бы за невозможность наступления новой мировой катастрофы, то ей противостоит основание моральное, именно то, что в настоящее время такая катастрофа была бы бесцельна, ибо внутренняя сущность мира, для возможности своего искупления от него, уже не нуждается теперь в более высокой объективации. А ведь моральное — это ядро, или генерал-бас, всего мира, — хотя и неспособны понять это простые физики.
Для того чтобы оценить все значение системы тяготения, которой Ньютон, во всяком случае, придал законченность и достоверность, нужно вспомнить, какая путаница на протяжении тысячелетий царила среди мыслителей относительно происхождения движения мировых тел. По Аристотелю, мир состоит из нескольких вложенных одна в другую прозрачных сфер, из которых самая крайняя несет неподвижные звезды, каждая из последующих — по одной планете, а последняя — луну; ядром всей этой махинации является земля. Какая однако сила непрерывно вращала эту шарманку, это оставалось вопросом, на который Аристотель не мог дать иного ответа, кроме того, что где-то должно быть некое πρωτον κινουν, — каковой ответ впоследствии любезно вменили ему в теизм, хотя Аристотель учил вовсе не о Боге-Творце, а скорее лишь о вечности мира и первой движущей силе для своей мировой шарманки. Но даже и после того, как Коперник начертал вместо этой сказочной, правильную конструкцию мировой машины и, равным образом, даже после открытия Кеплером законов ее движения, все еще оставалась старая путаница в вопросе о движущей силе. Уже Аристотель снабдил отдельные сферы соответствующим количеством богов, для управления. Схоластики возложили это управление на известные, так называемые интеллигенции, что представляет собою лишь более изысканное название для добрых ангелов, из которых каждый правит своей планетой за кучера. Позднее и более свободные мыслители, как Джордано Бруно и Ванини, тоже не могли однако придумать ничего лучшего, как сделать самые планеты чем-то вроде живых божественных существ. Наконец, явился Декарт, неизменно стремившийся все объяснить механически, но не признававший никакой другой движущей силы, кроме толчка. Поэтому
