ним напряжением своих сил создал творения, которые послужат к возвышению и просветлению не только их самих, но и их потомков до десятого и двадцатого колена; за то, следовательно, что он принес человечеству дар, с которым никакой другой не может идти в сравнение, — за это подобные невежи считают себя вправе ставить его моральную личность пред своим судейским креслом и допытываться, нельзя ли открыть на ней какого-нибудь пятнышка, чтобы этим смягчить то мучительное чувство, какое проникает все их ничтожное существо при виде великого человека. Этим и объясняется появление в бесчисленных журналах и книгах широковещательных исследований о жизни Гете, с моральной точки зрения, — например, о том, не должен ли и не обязан ли он был жениться на той или другой девушке, за которой он в молодости ухаживал; или не должен ли он был, вместо простой добросовестной службы своему государю, сделаться народным героем, немецким патриотом, достойным места в храме св. Павла и т. п. — Подобной вопиющей неблагодарностью и злобной страстью все умалять эти непризванные судьи доказывают, что они и в моральном отношении — такая же голь, как и в интеллектуальном; а этим сказано много.
Талант работает ради денег и славы; те же мотивы, которые побуждают к творчеству гения, не так легко открыть. Деньги за это он получает редко. Также и не слава здесь — побудительная причина: думать иначе могут только французы. Слава ненадежна и, если поближе присмотреться к ней, не имеет большой цены:
|
Responsura tuo nunquam est par fama labori. |
Равным образом не служит здесь причиной и собственное удовольствие; ибо оно почти перевешивается сильным напряжением. Вернее, это — очень своеобразный инстинкт, который побуждает гениального индивидуума выражать свое созерцание и чувство в долговечных творениях, не сознавая при этом никакого дальнейшего мотива. Вообще говоря, это совершается с такою же необходимостью, с какою дерево приносит свои плоды, и не требует извне ничего другого, кроме почвы, на которой индивидуум может возрасти. При ближайшем рассмотрении дело выходит так, словно воля к жизни, как дух человеческого рода, сознавая в гениальном индивидууме, что здесь, в силу исключительной случайности, она на краткую пядь времени достигла большей ясности интеллекта, стремится обратить, по крайней мере, результаты, или продукты этого ясного созерцания и мысли на пользу всего человеческого рода, который ведь представляет собою сокро-
