как и почитание святого верующими. Подобно тому как тысячи католиков взывают к мощам какого-нибудь святого, не имея понятия ни о жизни его, ни об учении; подобно тому как религия тысяч буддистов заключается гораздо больше в почитании dalada (священного зуба), или иных dhatu (реликвий)[1], даже dagoba (урны), в которой они заключаются, или священной patra (миски для еды), или окаменелого следа ноги, или священного дерева, посаженного Буддой, — чем в основательном знании и точном выполнении его высокого учения: так многие внимательно и почтительно глазеют на дом Петрарки в Аркве, на мнимую темницу Тассо в Ферраре, на дом Шекспира в Стратфорде и стул его, находящийся там же, на дом и на мебель Гете в Веймаре, на старую шляпу Канта, равно как и на их автографы, — хотя никогда и не читали их произведений. Им бы только поглазеть, — дальше этого они ни к чему неспособны. Более же интеллигентных людей влечет к этому желание взглянуть на предметы, которые великий человек часто имел перед глазами, при чем, благодаря странной иллюзии, происходит как бы смешение субъекта и объекта: точно вместе с последним оживает и первый, или точно от субъекта должно было нечто прилипнуть и к объекту. Им сродни также и те люди, которые с большим рвением стараются исследовать и основательно изучить материальную подкладку поэтических творений, например, — сказание о Фаусте и его литературу, затем реальные личные отношения и события из жизни поэта, послужившие поводом к его произведению. Люди эти походят на того, кто, увидев в театре прекрасную декорацию, поспешил бы на сцену осмотреть деревянные рамы, на которые она натянута. Примеры этого рода в достаточном количестве дают нам теперь критические исследователи Фауста и легенд о нем, Фридерики из Зезенгейма, Гретхен из Вейссадлергассе, семейства Лотты в Вертере и т. д. Они подтверждают ту истину, что люди интересуются не формой, т. е. не обработкой и не изображением, а материалом, веществом: они веществообразны. Те же, кто вместо изучения мыслей какого-нибудь философа, знакомится с историей его жизни, подобны людям, которые, вместо картины, занимаются рамой и обсуждают стиль ее резьбы и ценность ее позолоты.
Но все это еще не беда. Однако существует еще класс людей, интересы которых также обращены на материальную и личную сторону дела, но которые заходят в этом отношении гораздо дальше, — вплоть до совершенной непристойности. Именно, за то, что великий человек раскрыл перед ними сокровища своего внутреннего мира и с край-
- ↑ Ср. Spence Hardy, Eastern Monachism, London, 1850, p. 224 и 216; Manual of Buddhism, London, 1853, p. 351.
