как машина к живому организму. Ибо только при собственном размышлении все бывает как бы высечено из одного куска или сыграно в одном тоне, в силу чего возможно достигнуть полной ясности, отчетливости и истинной связности, даже единства; в разговоре, напротив, прилаживаются друг к друг разнородные куски различного происхождения, и им насильно навязывается известное единство движения, которое часто неожиданно прерывается. Действительно, лишь самого себя понимаешь вполне; других понимаешь только наполовину; ибо в самом крайнем случае возможно прийти лишь к общности понятий, но не к общности лежащего в основе их наглядного постижения. Потому-то глубокие философские идеи никогда не будут извлекаться на свет путем совместного мышления, диалога. Впрочем, последний весьма пригоден для предварительного упражнения, для постановки проблем, для их как бы проветривания, впоследствии же — и для испытания, контроля и критики предложенного решения. С этой целью написаны и разговоры Платона; вот почему из его школы вышли вторая и третья академии с усиливающимся скептическим направлением. Как форма сообщения философских мыслей, написанный диалог целесообразен лишь в том случае, когда предмет допускает два или несколько воззрений, совершенно различных, пожалуй, даже противоположных, при чем или суждение о них должно быть предоставлено читателю или же они через сопоставление дополняют друг друга для более совершенного и правильного понимания дела; к первому случаю принадлежит также и опровержение сделанных возражений. Но избранная с такою целью диалектическая форма, — в силу того, что различие взглядов схватывается здесь и разрабатывается в самом основании, — должна зато и стать поистине драматической: разговаривать должны действительно двое. Лишенная такого рода цели, она — праздная забава; как то и бывает по большей части.
Ни наши познания, ни наши прозрения никогда не в состоянии особенно увеличиться от сравнения и исследования того, что сказано другими, ибо все это в конце концов — нечто подобное переливанию воды из одного сосуда в другой. Действительно обогатить прозрение и познание возможно исключительно собственным наблюдением самых вещей, ибо единственно оно являет собою вечно готовый и всегда находящийся под рукою живой источник. Вот почему и странно видеть, как вожделеющие бытия философы вечно погружены в работу на первом из двух путей, точно вовсе не подозревая второго, и как они вечно носятся с тем, что̀ сказал тот-то и что̀ мог подразумевать такой-то; выходит так, будто они снова и снова опрокидывают старые
