читься; и, сообразно с этим, шея и клюв у них очень длинны; последний же силен или слаб, в зависимости от того, что̀ приходится ему раздроблять, пресмыкающихся ли, рыб или червяков, и этому всегда соответствуют также и внутренности; зато у болотных птиц нет ни когтей, как у хищных, ни плавательной перепонки, как у уток, потому что lex parsimoniae naturae не допускает никакого лишнего органа. Именно этот закон, в связи с тем, что, с другой стороны, ни одно животное никогда не бывает лишено органа, которого требует избранный им образ жизни, и все органы, даже наиболее разнородные, соответствуют друг другу и как бы рассчитаны на известный, вполне определенный образ жизни, на стихию, в которой пребывает добыча животного, на преследование этой добычи, на ее одоление, на ее раздробление и переваривание, — этот закон доказывает, что определяющим началом для организации животного послужил тот образ жизни, который оно пожелало вести, для того чтобы поддерживать свое существование, — а не наоборот; и что вышло именно так, как будто знание образа жизни и его внешних условий предшествовало строению животного, и каждое животное, значит, выбрало себе свои вооружения прежде, чем оно воплотилось, подобно тому как охотник, прежде чем отправиться на охоту, выбирает все свои снаряды, ружье, дробь, порох, ягташ, охотничий нож и одежду — сообразно с дичью, на которую он рассчитывает: не потому стреляет он в кабана, что в руках у него винтовка, а потому он взял винтовку, а не легкое ружье, что пошел охотиться на кабанов; и бык не потому бодается, что имеет рота, а потому он имеет рога, что хочет бодаться. Далее, в виде дополнения к изложенному аргументу, следует прибавить, что у многих животных, когда они находятся еще в периоде роста, стремление воли, которому должен служить известный член тела, проявляется еще ранее, нежели возникнет самый этот член, так что его употребление предшествует его существованию. Так, молодые козлы, бараны, телята бодаются до появления рогов голым лбом; молодой кабан рубит направо и налево, хотя у него и нет еще клыков, которые соответствовали бы его намерению и действию; мало того, он совершенно не пользуется мелкими зубами, которые у него уже выросли и которыми он действительно мог бы кусаться. Таким образом, его не способ обороны применяется к наличному оружию, а наоборот. Это заметил уже Гален («De usu partium anim.» I, 1), а до него — Лукреций (V, 1032—39). Все это вполне убеждает нас в том, что орудиями, которые воля
