ность представлений неизмеримо превосходит во сне способность нашего воображения: каждый наглядный предмет обладает в сновидении такою же подлинностью, законченностью, последовательной всесторонностью вплоть до самых случайных свойств, как и сама действительность, от которой фантазия остается далекой, как небо от земли; поэтому, способность представлений являла бы нам во сне чудесные зрелища, если бы только мы могли избирать предмет своих сонных грез. Совершенно неосновательно объяснять это тем, что образы фантазии подвергаются искажению и ослаблению, так как одновременно с ними приходят впечатления со стороны реального внешнего мира: ведь и в глубочайшей тиши самой черной ночи фантазия не в силах произвести ничего такого, что сколько-нибудь приближалось бы к объективной наглядности и телесности сна. К тому же образы фантазии постоянно вызываются ассоциацией мыслей или мотивами, и сопутствует им сознание их произвольности. Между тем сон предстоит как нечто совершенно постороннее и, подобно внешнему миру, навязывающееся нам без нашего содействия, даже против нашей воли. Полная неожиданность его происшествий, даже самых незначительных, налагает на них печать объективности и реальности. Все его предметы являются определенно и отчетливо, как действительность, и не только в их отношении к нам, т. е. поверхностно-односторонне и в одних лишь главных и общих контурах: нет, они вырисовываются перед нами во всех своих чертах, до мельчайших и случайнейших деталей и среди обстановки, нередко ставящей нам помехи и препятствия, — каждое тело отбрасывает здесь свою тень, каждое тело падает с тяжестью, строго отвечающей его удельному весу, и каждая преграда должна быть сначала устранена — совсем как в действительности. Полная объективность сновидения обнаруживается, далее, в том, что его события протекают большей частью против нашего ожидания, часто наперекор нашему желанию, иногда возбуждая даже наше изумление; действующие лица ведут себя с возмутительной невнимательностью к нам; вообще, мы видим здесь чисто-объективную драматическую верность характеров и поступков, — это и дало повод к остроумному замечанию, что каждый в своих сновидениях бывает Шекспиром. Ибо то самое всеведение в нас, благодаря которому во сне всякое физическое тело действует в точном соответствии со своими необходимыми свойствами, делает также и то, что каждый человек поступает и говорит в полнейшем соответствия со своим характером. Вследствие всего этого обман, порождаемый сном, настолько силен, что сама действительность, выступающая перед нами при пробуждении, часто должна сперва выдержать борьбу с ним, и нужно время, прежде чем она может получить слово, чтобы убедить нас в обманчивости сна, которого уже
