действительные продукты. Если Анаксагор приписывал их создание разобщающему рассудку, то Эмпедокл, напротив, приписывает его слепому влечению, т. е. лишенной познания воле.
Вообще, Эмпедокл — человек цельный, и в основе его φιλια και νεικος лежит глубокое и верное наблюдение. Уже в неорганической природе мы видим, как вещества, по законам избирательного сродства, ищут и избегают друг друга, соединяются и разлучаются. В то же время те из них, которые обнаруживают сильнейшую наклонность к химическому соединению между собой, получающую однако удовлетворение лишь в их жидком состоянии, вступают в решительную электрическую противоположность, когда им случается соприкоснуться в состоянии твердом: они враждебно расходятся тогда в противоположные полярности, чтобы затем вновь искать и обнимать друг друга. Да и вообще, что такое во всей природе везде и всегда под самыми различными формами выступающая полярная противоположность, как не постоянно возобновляемый раздор, за которым следует страстно желаемое примирение? Таким образом, действительно, φιλια και νεικος присутствуют везде, и лишь в зависимости от обстоятельств каждого отдельного случая проявляется то или другое. Вот почему и мы сами мгновенно можем подружиться или поссориться с каждым встречным: предрасположение к тому или другому уже имеются и лишь ожидает нужных условий. Только благоразумие повелевает нам оставаться на безразличной точке равнодушия, хотя это есть вместе с тем и точка замерзания. Точно также и чужая собака, к которой мы приближаемся, в один момент готова стать на дружеский или враждебный регистр и легко перескакивает от лая и рычания к вилянию хвостом, — и наоборот. То, что лежит в основе этого всепроникающего явления φιλια και νεικος это, разумеется, в конце концов, — великая первопротивоположность между единством всех существ по их внутреннему бытию и их полною разностью в явлении, имеющем своею формою principum individuationis. Равным образом, Эмпедокл объявил ложною известную уже ему атомную теорию и учил, напротив, о бесконечной делимости тел, как нам сообщает об этом Лукреций (кн. I, ст. 747 и сл.).
Особенного же внимания среди учений Эмпедокла заслуживает его решительный пессимизм. Он вполне познал горесть нашего бытия, и мир для него, как и для истинных христиан, — юдоль скорби, Ατης λειμων. Уже у него встречается сделанное впоследствии Платоном сравнение мира с мрачной пещерой, в которой мы заточены. В нашем земном бытии он видит состояние изгнания и горя, и тело для него — темница души. Души эти обретались некогда в бесконечно счастливом состоянии и по собственной вине и греху навлекли на се-
