блюдении которой все теряет свою цену, и мы должны сказать: quodcumque ostendis mihi sic incredulus odi. В самом деле, если даже в обстоятельствах обыденной, практической жизни нам приходится ясностью речи тщательно предотвращать возможные недоразумения, то как же можно выражаться неопределенно и даже загадочно в труднейшей, отвлеченнейшей, едва достижимой области мышления — в философских вопросах? Пресловутая туманность в учении Спинозы происходит от того, что он отправлялся не от беспристрастного воззрения на природу вещей, как она развертывается перед нами, а от картезианизма и, следовательно, от всякого рода заимствованных понятий, как Бог, субстанция, совершенство и проч., которые он и старался, окольными путями, привести в согласие с своею истиной. Свои лучшие мысли он очень часто выражает лишь косвенно, особенно во 2-й части Этики, оттого что он постоянно говорит per ambages и почти аллегорически. Но, с другой стороны, Спиноза обнаруживает несомненный трансцендентальный идеализм, именно понимание, хотя бы только в общей форме, истин, ясно формулированных потом Локком и в особенности Кантом, — т. е. действительное различение явления от вещи в себе и признание, что для нас доступно только первое. См. Эт., ч. II, теор. 16 со 2-м короллар.; теор. 17, схол.; теор. 18, схол.; теор. 19; теор. 23, распространяющую этот взгляд на самопознание; теор. 25, где последний ясно высказан; и наконец, как résumé, королл. к теор. 29, где определенно говорится, что мы познаем себя самих и вещи не такими, каковы они в себе, а лишь такими, как они являются. Всего же яснее выражено это в самом начале доказательства теор. 27 ч. III. Что касается отношения между учением Спинозы и учением Декарта, то я отсылаю здесь к моим замечаниям об этом в Мире как в. и п., т. 2 (по 3-му изд.), стр. 739. Но исходя из понятий картезианской философии, Спиноза не только внес этим в свое изложение большую неясность и поводы к недоразумениям, — он впал через это и в резкие парадоксы, явные неправильности, даже абсурды и противоречия, вследствие чего в его учении наряду со многим истинным и превосходным получилась крайне неприятная примесь совершенно непереваримого, и читатель все время переходит от восхищения к досаде, и наоборот. Однако, с интересующей нас здесь точки зрения, основная ошибка Спинозы заключается в том, что он из ненадлежащего пункта провел раздельную линию между идеальным и реальным, или между миром субъективным и объективным. Именно, протяжение вовсе не противоположность представления, а всецело охватывается последним. Протяженными представляем мы себе вещи, и поскольку они протяженны, они — наше представление; вопрос же и первоначальная проблема состоит в том,
