существу, то сравнение их мало возможно, покуда принимается в расчет общее, а не частности: это развитие неуловимо издали и в то же время не так заметно снаружи, как разница в образовании, досуге и занятиях. Но и судя лишь по последним, нужно сознаться, что иной человек обладает, по сравнению с другим, по крайней мере, в десять раз высшею степенью бытия, — он существует в десять раз больше.
И не хочу говорить здесь о дикарях, жизнь которых на одну только ступень выше жизни обезьян на их деревьях; но стоит лишь взглянуть на носильщика из Неаполя или Венеции (на севере забота о зиме делает человека рассудительнее и благодаря этому сознательнее) и сделать беглый обзор его жизни — с начала до конца. Гонимый нуждою, представленный собственным силам, он удовлетворяет работою потребностям дня, даже часа; крайнее напряжение, постоянная сутолока, часто нужда, без забот о завтрашнем дне, освежающий покой после утомления, частые ссоры с другими, ни минуты для размышления, чувственное наслаждение от мягкого климата и при сносной пище; наконец, в придачу, в виде метафизического элемента, немножко грубого суеверия, полученного из церкви: в общем очень смутно сознаваемое препровождение жизни, или, вернее, влачение ее. Этот беспокойный и смутный сон составляет жизнь многих миллионов людей. Они познают только то, что им нужно для желания данной минуты: они не размышляют о связи в их существования, не говоря уже о смысле существования вообще; они, до некоторой степени, существуют, не отдавая себе ясного отчета в том, что существуют. Вследствие этого бытие бессознательно прозябающего пролетария или раба стоит значительно ближе к существованию животного, ограниченного исключительно настоящим, чем наше, — но именно поэтому оно также и менее мучительно. Ибо всякое наслаждение по природе своей отрицательно, т. е. состоит в освобождении от нужды или горя; поэтому неизбежная и быстрая смена минутной тяжести и облегчения от нее, которое неизменно сопровождает работу пролетария и наступает затем в большем размере при конечной замене работы отдыхом и удовлетворением потребностей, — эта смена является постоянным источником наслаждения, и верным доказательством его изобилия служит веселость, более частая на лицах бедняков, чем богатых.
Теперь посмотрите на благоразумного, рассудительного купца, который всю свою жизнь занят спекуляциями, осторожно выполняет очень обдуманные планы, устраивает дом, заботится о жене, ребенке и потомстве, также принимает участие и в общественной жизни. Очевидно, этот последний живет с несравненно большей сознательностью, чем первый: т. е. бытие его реально в большей степени.
