относительно поэмъ гораздо болѣе извѣстныхъ, чѣмъ моя, и, несомнѣнно, заслуживающихъ гораздо большей извѣстности. Невозможно, чтобы человѣкъ, живущій въ одну эпоху съ такими писателями, какъ тѣ, что стоятъ въ первыхъ рядахъ нашей литературы, могъ добросовѣстно утверждать, будто его языкъ и направленіе его мыслей могли не претерпѣть измѣненій отъ изученія созданій этихъ исключительныхъ умовъ. Достовѣрно, что если не характеръ ихъ генія, то формы, въ которыхъ онъ сказался, обязаны не столько ихъ личнымъ особенностямъ, сколько особенностямъ моральнаго и интеллектуальнаго состоянія тѣхъ умовъ, среди которыхъ они создались. Извѣстное число писателей такимъ образомъ обладаетъ внѣшней формой, но имъ недостаетъ духа тѣхъ, кому будто бы они подражаютъ; дѣйствительно, форма есть какъ бы принадлежность эпохи, въ которую они живутъ, а духъ долженъ являться самопроизвольною вспышкой ихъ собственнаго ума.
Особенный стиль, отличающій современную Англійскую литературу,—напряженная и выразительная фантастичность,—если его разсматривать, какъ силу общую, не былъ результатомъ подражанія какому-нибудь отдѣльному писателю. Масса способностей во всякій періодъ остается, въ сущности, одной и той же: обстоятельства, пробуждающія ее къ дѣятельности, безпрерывно мѣняются. Если-бъ Англія была раздѣлена на сорокъ республикъ, причемъ каждая по размѣрамъ и населенію равнялась бы Аѳинамъ, нѣтъ никакого основанія сомнѣваться, что, при учрежденіяхъ не болѣе совершенныхъ, чѣмъ учрежденія Аѳинскія, каждая изъ этихъ республикъ создала бы философовъ и поэтовъ равныхъ тѣмъ, которые никогда не были превзойдены, если только мы исключимъ Шекспира. Великимъ писателямъ золотого вѣка нашей литературы мы обязаны пламеннымъ пробужденіемъ общественнаго мнѣнія, низвергнувшимъ наиболѣе старыя и наиболѣе притѣснительныя формы ортодоксальныхъ предразсудковъ. Мильтону мы обязаны ростомъ и развитіемъ того же самаго духа: пусть вѣчно помнятъ, что священный Мильтонъ былъ республиканцемъ и смѣлымъ изслѣдователемъ въ области морали и религіи. Великіе писатели нашей собственной эпохи, какъ мы имѣемъ основаніе предполагать, являются созидателями и предшественниками какой-то неожиданной перемѣны въ условіяхъ нашей общественной жизни, или въ мнѣніяхъ, являющихся для нихъ цементомъ. Умы сложились въ тучу, она разряжается своей много-
относительно поэм гораздо более известных, чем моя, и, несомненно, заслуживающих гораздо большей известности. Невозможно, чтобы человек, живущий в одну эпоху с такими писателями, как те, что стоят в первых рядах нашей литературы, мог добросовестно утверждать, будто его язык и направление его мыслей могли не претерпеть изменений от изучения созданий этих исключительных умов. Достоверно, что если не характер их гения, то формы, в которых он сказался, обязаны не столько их личным особенностям, сколько особенностям морального и интеллектуального состояния тех умов, среди которых они создались. Известное число писателей таким образом обладает внешней формой, но им недостает духа тех, кому будто бы они подражают; действительно, форма есть как бы принадлежность эпохи, в которую они живут, а дух должен являться самопроизвольною вспышкой их собственного ума.
Особенный стиль, отличающий современную Английскую литературу, — напряженная и выразительная фантастичность, — если его рассматривать, как силу общую, не был результатом подражания какому-нибудь отдельному писателю. Масса способностей во всякий период остается, в сущности, одной и той же: обстоятельства, пробуждающие ее к деятельности, беспрерывно меняются. Если б Англия была разделена на сорок республик, причем каждая по размерам и населению равнялась бы Афинам, нет никакого основания сомневаться, что, при учреждениях не более совершенных, чем учреждения Афинские, каждая из этих республик создала бы философов и поэтов равных тем, которые никогда не были превзойдены, если только мы исключим Шекспира. Великим писателям золотого века нашей литературы мы обязаны пламенным пробуждением общественного мнения, низвергнувшим наиболее старые и наиболее притеснительные формы ортодоксальных предрассудков. Мильтону мы обязаны ростом и развитием того же самого духа: пусть вечно помнят, что священный Мильтон был республиканцем и смелым исследователем в области морали и религии. Великие писатели нашей собственной эпохи, как мы имеем основание предполагать, являются созидателями и предшественниками какой-то неожиданной перемены в условиях нашей общественной жизни, или в мнениях, являющихся для них цементом. Умы сложились в тучу, она разряжается своей много-
