Страница:Шелли. Полное собрание сочинений. том 2. 1904.djvu/24

Эта страница была вычитана


сдержаннымъ, и независимымъ? Это является лишь какъ слѣдствіе привычнаго состоянія общества, созданнаго рѣшительнымъ упорствомъ и неутомимою надеждой и многотерпѣливымъ мужествомъ, долго во что-нибудь вѣрившимъ, и повторными усиліями цѣлыхъ поколѣній, усиліями постепенно смѣнявшихся людей ума и добродѣтели. Таковъ урокъ, преподанный намъ нынѣшнимъ опытомъ. Но при первыхъ же превратностяхъ чаяній на развитіе Французской свободы, пылкое рвеніе къ добру перешло за предѣлы разрѣшенія этихъ вопросовъ, и на время погасло въ неожиданности результатовъ. Такимъ образомъ, многіе изъ самыхъ пламенныхъ и кротко-настроенныхъ поклонниковъ общественнаго блага были нравственно подорваны тѣмъ, что частичное неполное освѣщеніе событій, которыя они оплакивали, явилось имъ какъ бы прискорбнымъ разгромомъ ихъ завѣтныхъ упованій. Благодаря этому угрюмость и человѣконенавистничество сдѣлались отличительною чертою эпохи, въ которую мы живемъ, утѣшеніемъ разочарованія, безсознательно стремящагося найти утоленіе въ своенравномъ преувеличеніи собственнаго отчаянія. Въ силу этого литература нашего вѣка была запятнана безнадежностью умовъ, ее создавшихъ. Метафизическія изысканія, равно какъ изслѣдованія въ области нравственныхъ вопросовъ и политическаго знанія, сдѣлались ничѣмъ инымъ, какъ тщетными попытками оживить погибшія суевѣрія[1], или софизмами, въ родѣ софизмовъ Мальтуса, разсчитанными на то, чтобы убаюкивать притѣснителей человѣчества, шепча имъ о вѣчномъ торжествѣ[2]. Наши беллетристическія и поэтическія произведенія омрачились той же смертоносной печалью. Но, какъ мнѣ кажется, человѣчество начинаетъ пробуждаться отъ своего оцѣпенѣнія. Я чувствую, думается мнѣ, медленную, постепенную, молчаливую перемѣну. Въ этой увѣренности я и написалъ данную Поэму.

Я не притязаю на состязательство съ нашими великими современными Поэтами. Но я не хочу также и идти по слѣдамъ

  1. Я долженъ сдѣлать исключеніе для Academical Questions Сэра В. Дрюммонда,—томъ крайне острой и мощной метафизической критики.
  2. Достопримѣчательно, какъ знакъ оживленія общественныхъ чаяній, что Мистеръ Мальтусъ, въ позднѣйшихъ изданіяхъ своего сочиненія, приписываетъ нравственному воздержанію безграничную власть надъ принципомъ народонаселенія. Эта уступка отвѣчаетъ на всѣ послѣдствія его системы, неблагопріятныя для человѣческаго преуспѣянія, и превращаетъ Опытъ о Народонаселеніи въ изъяснительную иллюстрацію къ неоспоримости Общественной Справедливости.
Тот же текст в современной орфографии

сдержанным, и независимым? Это является лишь как следствие привычного состояния общества, созданного решительным упорством и неутомимою надеждой и многотерпеливым мужеством, долго во что-нибудь верившим, и повторными усилиями целых поколений, усилиями постепенно сменявшихся людей ума и добродетели. Таков урок, преподанный нам нынешним опытом. Но при первых же превратностях чаяний на развитие Французской свободы, пылкое рвение к добру перешло за пределы разрешения этих вопросов, и на время погасло в неожиданности результатов. Таким образом, многие из самых пламенных и кротко-настроенных поклонников общественного блага были нравственно подорваны тем, что частичное неполное освещение событий, которые они оплакивали, явилось им как бы прискорбным разгромом их заветных упований. Благодаря этому угрюмость и человеконенавистничество сделались отличительною чертою эпохи, в которую мы живем, утешением разочарования, бессознательно стремящегося найти утоление в своенравном преувеличении собственного отчаяния. В силу этого литература нашего века была запятнана безнадежностью умов, ее создавших. Метафизические изыскания, равно как исследования в области нравственных вопросов и политического знания, сделались ничем иным, как тщетными попытками оживить погибшие суеверия[1], или софизмами, вроде софизмов Мальтуса, рассчитанными на то, чтобы убаюкивать притеснителей человечества, шепча им о вечном торжестве[2]. Наши беллетристические и поэтические произведения омрачились той же смертоносной печалью. Но, как мне кажется, человечество начинает пробуждаться от своего оцепенения. Я чувствую, думается мне, медленную, постепенную, молчаливую перемену. В этой уверенности я и написал данную Поэму.

Я не притязаю на состязательство с нашими великими современными Поэтами. Но я не хочу также и идти по следам

  1. Я должен сделать исключение для Academical Questions Сэра В. Дрюммонда, — том крайне острой и мощной метафизической критики.
  2. Достопримечательно, как знак оживления общественных чаяний, что Мистер Мальтус, в позднейших изданиях своего сочинения, приписывает нравственному воздержанию безграничную власть над принципом народонаселения. Эта уступка отвечает на все последствия его системы, неблагоприятные для человеческого преуспеяния, и превращает Опыт о Народонаселении в изъяснительную иллюстрацию к неоспоримости Общественной Справедливости.