Царевичъ Атаназъ былъ въ дружбѣ нѣжной
Съ сѣдымъ и старымъ-старымъ мудрецомъ;
Тотъ старецъ—съ бородой былъ бѣлоснѣжной,
Съ небесно-кроткимъ радостнымъ лицомъ,
Съ улыбкой говорившей о покоѣ,
И кротокъ былъ въ словахъ онъ, и во всемъ;
Его глаза—какъ зеркало живое,
Гдѣ отразилась тысяча умовъ:
Въ Элладѣ суевѣрье роковое,
10 Изъ всѣхъ другихъ содѣлавши рабовъ,
Лишь на него, и избранныхъ свободныхъ,
Не наложило тягостныхъ оковъ.
Въ Эноѣ, полный мыслей благородныхъ,
Онъ съ дѣтства жилъ средь шепчущихъ оливъ,
Какъ тотъ, кто островъ между водъ безплодныхъ
Нашелъ въ пустынѣ, гдѣ шумитъ приливъ,
И какъ морякъ, на кораблѣ живущій,
Товарищей погибшихъ переживъ,—
Онъ жилъ въ своей душѣ, всегда-поющей,
20 Воздушно съ древней мудростью былъ слитъ,
Свой нѣжный свѣтъ на тѣхъ, кто слитъ съ ней, льющей:—
«Умъ дѣлается тѣмъ, на что глядитъ»,—
Такъ и Зонорасъ, вѣчно созерцая
Созданья мудрыхъ, свѣтомъ былъ повитъ;
Царевич Атаназ был в дружбе нежной
С седым и старым-старым мудрецом;
Тот старец — с бородой был белоснежной,
С небесно-кротким радостным лицом,
С улыбкой говорившей о покое,
И кроток был в словах он, и во всём;
Его глаза — как зеркало живое,
Где отразилась тысяча умов:
В Элладе суеверье роковое,
10 Из всех других соделавши рабов,
Лишь на него, и избранных свободных,
Не наложило тягостных оков.
В Эное, полный мыслей благородных,
Он с детства жил средь шепчущих олив,
Как тот, кто остров между вод бесплодных
Нашел в пустыне, где шумит прилив,
И как моряк, на корабле живущий,
Товарищей погибших пережив, —
Он жил в своей душе, всегда-поющей,
20 Воздушно с древней мудростью был слит,
Свой нежный свет на тех, кто слит с ней, льющей: —
«Ум делается тем, на что глядит», —
Так и Зонорас, вечно созерцая
Созданья мудрых, светом был повит;
