10 Особой жизнью каждый листъ живетъ,
И надо всѣмъ простерся молчаливо
Глубокій темно-синій небосводъ.
Но предъ тобой пространство водъ смутилось,
И борозды повсюду пролегли,
15 Пучина, возмущаясь, раздѣлилась,
И тамъ на днѣ, далёко отъ земли,
Семья растеній въ страхѣ исказилась,
Сѣдѣетъ и трепещетъ: О, внемли!
10 Особой жизнью каждый лист живёт,
И надо всем простёрся молчаливо
Глубокий тёмно-синий небосвод.
Но пред тобой пространство вод смутилось,
И борозды повсюду пролегли,
15 Пучина, возмущаясь, разделилась,
И там на дне, далёко от земли,
Семья растений в страхе исказилась,
Седеет и трепещет: О, внемли!
Когда-бъ я былъ листомъ, тобой носимымъ;
Когда-бъ съ тобой я тучею леталъ,
Въ восторгѣ бытія невыразимомъ;
О, еслибъ я волною трепеталъ
5 И подъ твоимъ крыломъ неукротимымъ
Участникомъ твоихъ порывовъ сталъ!
О, еслибы, какъ въ дѣтствѣ, я съ тобою
Могъ по̀ небу скользить и ускользать
Воздушною проворною стопою,—
10 Какъ въ дѣтствѣ,—въ дни, когда тебя догнать
Казалось мнѣ возможною мечтою,—
Не сталъ бы я тебя обременять
Такими неотступными мольбами,
Такой тоскою, тягостно больной!
15 Житейскими истерзанъ я шипами!
И кровь бѣжитъ! Пусть буду я волной,
Листомъ и тучей! Я стѣсненъ цѣпями,
Дай волю мнѣ, приди, побудь со мной!
Когда б я был листом, тобой носимым;
Когда б с тобой я тучею летал,
В восторге бытия невыразимом;
О, если б я волною трепетал
5 И под твоим крылом неукротимым
Участником твоих порывов стал!
О, если бы, как в детстве, я с тобою
Мог по́ небу скользить и ускользать
Воздушною проворною стопою, —
10 Как в детстве, — в дни, когда тебя догнать
Казалось мне возможною мечтою, —
Не стал бы я тебя обременять
Такими неотступными мольбами,
Такой тоскою, тягостно больной!
15 Житейскими истерзан я шипами!
И кровь бежит! Пусть буду я волной,
Листом и тучей! Я стеснён цепями,
Дай волю мне, приди, побудь со мной!
