Вкругъ берега бьется тревожный прибой,
Челнокъ нашъ—и слабый, и тлѣнный,
Подъ тучами скрытъ небосводъ голубой,
И буря надъ бездною пѣнной.
5 Бѣжимъ же со мной, дорогое дитя,
Пусть вѣтеръ сорвался, надъ моремъ свистя,
Бѣжимъ, а не то намъ придется разстаться,
Съ рабами закона намъ нужно считаться.
Они ужь успѣли отнять у тебя
10 Сестру и товарища-брата,
Ихъ слезы, улыбки, и все, что, любя,
Въ ихъ душахъ лелѣялъ я свято.
Они прикуютъ ихъ съ младенческихъ лѣтъ
Къ той вѣрѣ, гдѣ правды и совѣсти нѣтъ,
15 И насъ проклянутъ они дѣтской душою,
За то, что мы вольны, безстрашны съ тобою.
Дитя дорогое, бѣжимъ же скорѣй,
Другое—у груди родимой,
У матери, ждущей улыбки твоей,
20 Мой мальчикъ, малютка любимый.
Что наше, то наше, гляди на него.
Веселья и смѣха мы ждемъ твоего,
Ты встрѣтишь въ немъ, въ странахъ безвѣстныхъ и дальнихъ,
Товарища въ играхъ своихъ безпечальныхъ.
Вкруг берега бьётся тревожный прибой,
Челнок наш — и слабый, и тленный,
Под тучами скрыт небосвод голубой,
И буря над бездною пенной.
5 Бежим же со мной, дорогое дитя,
Пусть ветер сорвался, над морем свистя,
Бежим, а не то нам придётся расстаться,
С рабами закона нам нужно считаться.
Они уж успели отнять у тебя
10 Сестру и товарища-брата,
Их слёзы, улыбки, и всё, что, любя,
В их душах лелеял я свято.
Они прикуют их с младенческих лет
К той вере, где правды и совести нет,
15 И нас проклянут они детской душою,
За то, что мы вольны, бесстрашны с тобою.
Дитя дорогое, бежим же скорей,
Другое — у груди родимой,
У матери, ждущей улыбки твоей,
20 Мой мальчик, малютка любимый.
Что наше, то наше, гляди на него.
Веселья и смеха мы ждём твоего,
Ты встретишь в нём, в странах безвестных и дальних,
Товарища в играх своих беспечальных.
