того идолопоклонническаго отношенія къ Наполеону, которое мы видимъ у Байрона и почти у всѣхъ, или по крайней мѣрѣ у многихъ выдающихся поэтовъ того времени. Онъ видѣлъ въ немъ главнымъ образомъ убійцу Республики. Онъ впрочемъ признаетъ до извѣстной степени размѣры его личности въ болѣе позднемъ своемъ стихотвореніи Строки, написанныя при извѣстіи о смерти Наполеона, являющемся однимъ изъ лучшихъ его пантеистическихъ стихотвореній.
того идолопоклоннического отношения к Наполеону, которое мы видим у Байрона и почти у всех, или по крайней мере у многих выдающихся поэтов того времени. Он видел в нём главным образом убийцу Республики. Он впрочем признает до известной степени размеры его личности в более позднем своем стихотворении Строки, написанные при известии о смерти Наполеона, являющемся одним из лучших его пантеистических стихотворений.
Къ стр. 13.
Холодное небо.
Какъ читатели легко могутъ замѣтить, у Шелли въ его лирикѣ, также какъ и въ его болѣе крупныхъ произведеніяхъ, необыкновенное разнообразіе ритмовъ, какого, насколько мнѣ извѣстно, нѣтъ ни у одного англійскаго поэта 19 вѣка, кромѣ Тэннисона и Суинбёрна (къ нимъ необходимо также присоединить американскаго поэта Эдгара По, являющагося однимъ изъ замѣчательнѣйшихъ ритмистовъ, какіе когда-либо существовали). Въ данномъ стихотвореніи тревожный размѣръ съ неровными строками особенно гармонируетъ съ загадочнымъ настроеніемъ этихъ строкъ, которыя могутъ служить образцомъ ритмической поэзіи, въ противоположность поэзіи описательной.
К стр. 13.
Холодное небо.
Как читатели легко могут заметить, у Шелли в его лирике, также как и в его более крупных произведениях, необыкновенное разнообразие ритмов, какого, насколько мне известно, нет ни у одного английского поэта 19 века, кроме Тэннисона и Суинбёрна (к ним необходимо также присоединить американского поэта Эдгара По, являющегося одним из замечательнейших ритмистов, какие когда-либо существовали). В данном стихотворении тревожный размер с неровными строками особенно гармонирует с загадочным настроением этих строк, которые могут служить образцом ритмической поэзии, в противоположность поэзии описательной.
Къ стр. 14.
Закатъ.
Когда Шелли описываетъ природу или человѣка, прикосновенія его кисти легки и воздушны. Онъ представляетъ изъ себя истинный типъ импрессіониста. Его поэзія нѣжна, какъ музыка Шумана и какъ нѣжнѣйшія лирическія волны музыки Вагнера, и такъ же, какъ Шуманъ и Вагнеръ, онъ волнуетъ душу своей таинственной нѣжностью. Его поэзію можно также сравнить съ живописью Боттичелли и съ живописью англійскихъ прерафаэлитовъ, Данте Россэтти и Бёрнъ-Джонса.
К стр. 14.
Закат.
Когда Шелли описывает природу или человека, прикосновения его кисти легки и воздушны. Он представляет из себя истинный тип импрессиониста. Его поэзия нежна, как музыка Шумана и как нежнейшие лирические волны музыки Вагнера, и так же, как Шуман и Вагнер, он волнует душу своей таинственной нежностью. Его поэзию можно также сравнить с живописью Боттичелли и с живописью английских прерафаэлитов, Данте Россэтти и Бёрн-Джонса.
Къ стр. 17.
Гимнъ духовной красотѣ.
Гимнъ духовной красотѣ и слѣдующее стихотвореніе, Монбланъ, являются одними изъ важнѣйшихъ для выясненія міросозерцанія Шелли. Оба стихотворенія были написаны подъ непосредственнымъ вліяніемъ величественныхъ картинъ швейцарской природы, безмѣрныхъ горъ и таинственной воды. Названныя стихотворенія, вмѣстѣ съ поэмами Лаонъ и
К стр. 17.
Гимн духовной красоте.
Гимн духовной красоте и следующее стихотворение, Монблан, являются одними из важнейших для выяснения миросозерцания Шелли. Оба стихотворения были написаны под непосредственным влиянием величественных картин швейцарской природы, безмерных гор и таинственной воды. Названные стихотворения, вместе с поэмами Лаон и
