620 Онъ опьянялъ и звалъ къ какой-то нѣгѣ,
Таинственной и страстной. Надъ долиной
Безмолвіе и Сумерки, два брата,
Какъ будто вмѣстѣ что-то стерегли
И межь тѣней скользили и качались,
Созданья испареній и лучей;
А дальше—ключъ съ прозрачною волною,
Куда глядѣлись стройные стволы,
И каждый листъ, и каждый клокъ лазури,
Прорвавшійся сквозь ткань листвы дрожащей;
630 Здѣсь отражалась вечеромъ звѣзда,
И птичка, задремавшая на вѣткѣ
Подъ ласковымъ сіяніемъ луны,
А утромъ трепетало коромысло,
Играя стекловидными крылами
И радуясь живительному дню.
Сюда пришелъ Поэтъ. Изъ водъ глубокихъ,
Сквозь сѣть волосъ, во влагѣ отраженныхъ,
Его же образъ глянулъ на него
Туманнымъ взоромъ; такъ въ видѣньи сонномъ
640 На гробъ взираетъ сердце человѣка
И видитъ въ немъ свой вѣроломный символъ.
Онъ слышалъ шелестъ травъ, и лепетъ листьевъ,
Испуганныхъ присутствіемъ его,—
Дотолѣ видъ людской имъ былъ невѣдомъ;
Онъ слышалъ, какъ родникъ, журча, струился
Изъ-подъ земли. Скитальцу показалось,
Что снова рядомъ съ нимъ какой-то Духъ,—
Но только не въ серебряныхъ одеждахъ,
Не въ блескѣ золотистомъ,—ничего
650 Въ немъ не было изъ видимаго міра,
Ни граціи, ни тайны, ни величья;—
Но мощные лѣса, ручей, долина,
Вечерній мракъ, толпы нѣмыхъ тѣней
Бесѣдовали съ нимъ, какъ будто въ мірѣ
Всего и было—лишь они да онъ…
Но вотъ… глубоко въ думы погруженный,
620 Он опьянял и звал к какой-то неге,
Таинственной и страстной. Над долиной
Безмолвие и Сумерки, два брата,
Как будто вместе что-то стерегли
И меж теней скользили и качались,
Созданья испарений и лучей;
А дальше — ключ с прозрачною волною,
Куда гляделись стройные стволы,
И каждый лист, и каждый клок лазури,
Прорвавшийся сквозь ткань листвы дрожащей;
630 Здесь отражалась вечером звезда,
И птичка, задремавшая на ветке
Под ласковым сиянием луны,
А утром трепетало коромысло,
Играя стекловидными крылами
И радуясь живительному дню.
Сюда пришел Поэт. Из вод глубоких,
Сквозь сеть волос, во влаге отраженных,
Его же образ глянул на него
Туманным взором; так в виденьи сонном
640 На гроб взирает сердце человека
И видит в нём свой вероломный символ.
Он слышал шелест трав, и лепет листьев,
Испуганных присутствием его, —
Дотоле вид людской им был неведом;
Он слышал, как родник, журча, струился
Из-под земли. Скитальцу показалось,
Что снова рядом с ним какой-то Дух, —
Но только не в серебряных одеждах,
Не в блеске золотистом, — ничего
650 В нём не было из видимого мира,
Ни грации, ни тайны, ни величья; —
Но мощные леса, ручей, долина,
Вечерний мрак, толпы немых теней
Беседовали с ним, как будто в мире
Всего и было — лишь они да он…
Но вот… глубоко в думы погруженный,
