Я оставался, я не умиралъ.
Съ утесовъ, опоясанныхъ грозою,
Бросался въ море я; но волны, пѣнясь,
Меня катили къ берегу, и снова
Я былъ пронзенъ горячимъ жаломъ жизни.
Я глянулъ внизъ, въ жерло ужасной Этны,
И бѣшено упалъ въ ея жерло:
И десять долгихъ мѣсяцевъ, терзаясь,
Я тамъ стоналъ съ гигантами, и стоны
По этой сѣрной пасти ударяли.
Я десять долгихъ мѣсяцевъ терзался.
Вулканъ вскипѣлъ, и вотъ въ потокѣ лавы
Онъ выплюнулъ меня изъ страшной Этны,
И я въ золѣ дрожалъ, но жилъ еще.
«Лѣса горѣли. Бѣшенствомъ объятый,
Вбѣжалъ я въ лѣсъ горящій, и съ деревьевъ
Какъ капли, на меня огонь струился,
Но пламенемъ я былъ лишь обожженъ,
Меня огонь не уничтожилъ.
«Тогда вмѣшался я въ людскія битвы,
Бросался въ самый пылъ и бурю боя,
Надъ Галломъ издѣвался я,
Надъ доблестнымъ Германцемъ:
Но стрѣлы, копья объ меня ломались.
О черепъ мой разбился острый мечъ
Разгнѣваннаго мною Сарацина.
Какъ камешки на панцирь, на меня
Безсильнымъ роемъ пули налетали.
Безсильно молніи сраженья
Вокругъ меня вились, какъ вьются
Они вкругъ скалъ, сокрытыхъ въ тучахъ.
Въ напрасной злобѣ слонъ меня топталъ,
Напрасно ударялъ меня копытомъ
Подкованный, горящій гнѣвомъ, конь.