Зачѣмъ же ты скрываешься въ засадѣ,
Съ опасностью, съ пустынностью, со смертью,
Но не живешь въ блистательномъ дворцѣ.
Который я воздвигъ тебѣ? Приди же,
100 Священный миръ, и посѣти меня
Еще однажды, въ духъ мой изсушенный
Пролей бальзамъ, хоть каплю дай его.
О, суетный! Не знаешь, что для мира
Лишь въ чистомъ сердцѣ можетъ быть дворецъ.
И не грязнитъ онъ снѣжныя одежды
Въ такихъ берлогахъ темныхъ, какъ твоя.
Несчастный! онъ еще бормочетъ что-то,
И сны его—сплошная агонія,
Кошмары безконечные надъ нимъ
110 Склонились, льнутъ къ нему, какъ скорпіоны.
Нѣтъ, для него совсѣмъ не нужно ада,
Что выдумали хитрые ханжи,
Для наказанья тѣхъ, кто заблуждался;
Земля въ самой себѣ всегда содержитъ
И зло и искупленье темныхъ золъ;
Природа, все въ самой себѣ имѣя,
Караетъ тѣхъ, кто преступилъ ее,
И ей одной, до тонкихъ чертъ, извѣстно.
Какою мѣрой должно мѣрить грѣхъ,
120 И въ чемъ найти для каждаго возмездье.
Быть можетъ странно то, что этотъ жалкій
Гордится темнымъ бѣдствіемъ своимъ?
Въ восторгѣ оттого, что онъ такъ гнусенъ,
Блаженствуетъ, что можетъ прижимать
Къ своей груди порочной—скорпіоновъ?
Быть можетъ странно то, что, возсѣдая
На тронѣ изъ шиповъ, желѣзный скипетръ
Въ рукахъ сжимая, вѣчно заключенный
Въ блистательной тюрьмѣ, громадой стѣнъ
130 Его неотразимо отдѣлившей
Ото всего, что дышетъ на землѣ
Зачем же ты скрываешься в засаде,
С опасностью, с пустынностью, со смертью,
Но не живешь в блистательном дворце.
Который я воздвиг тебе? Приди же,
100 Священный мир, и посети меня
Еще однажды, в дух мой иссушенный
Пролей бальзам, хоть каплю дай его.
О, суетный! Не знаешь, что для мира
Лишь в чистом сердце может быть дворец.
И не грязнит он снежные одежды
В таких берлогах темных, как твоя.
Несчастный! он еще бормочет что-то,
И сны его — сплошная агония,
Кошмары бесконечные над ним
110 Склонились, льнут к нему, как скорпионы.
Нет, для него совсем не нужно ада,
Что выдумали хитрые ханжи,
Для наказанья тех, кто заблуждался;
Земля в самой себе всегда содержит
И зло и искупленье темных зол;
Природа, всё в самой себе имея,
Карает тех, кто преступил ее,
И ей одной, до тонких черт, известно.
Какою мерой должно мерить грех,
120 И в чём найти для каждого возмездье.
Быть может странно то, что этот жалкий
Гордится темным бедствием своим?
В восторге оттого, что он так гнусен,
Блаженствует, что может прижимать
К своей груди порочной — скорпионов?
Быть может странно то, что, восседая
На троне из шипов, железный скипетр
В руках сжимая, вечно заключенный
В блистательной тюрьме, громадой стен
130 Его неотразимо отделившей
Ото всего, что дышит на земле
