Былъ Нѣкто здѣсь, въ чьемъ существѣ воздушномъ,
Какъ свѣтъ и вѣтеръ въ облачкѣ тончайшемъ,
Что въ полдень таетъ въ синихъ небесахъ,
Соединились молодость и геній.
5 Кто знаетъ блескъ восторговъ, отъ которыхъ
Въ его груди дыханье замирало,
Какъ замираетъ лѣтомъ знойный воздухъ,
Когда, съ Царицей сердца своего,
Лишь въ эти дни постигнувшей впервые
10 Несдержанность двухъ слившихся существъ,
Онъ проходилъ тропинкой по равнинѣ,
Которая, была затѣнена
Стѣной сѣдого лѣса на востокѣ,
Но съ запада была открыта небу.
15 Ужь солнце отошло за горизонтъ,
Но сонмы тучекъ пепельнаго цвѣта
Хранили блескъ полосокъ золотыхъ;
Тотъ свѣтъ лежалъ и на концахъ недвижныхъ
Далекихъ ровныхъ травъ, и на цвѣтахъ,
20 Слегка свои головки наклонявшихъ;
Его хранилъ и старый одуванчикъ
Съ сѣдою бородой; и мягко слившись
Съ тѣнями, что отъ сумерекъ возникли,
На темной чашѣ лѣса онъ лежалъ—
25 А на востокѣ, въ воздухѣ прозрачномъ,
Был Некто здесь, в чьём существе воздушном,
Как свет и ветер в облачке тончайшем,
Что в полдень тает в синих небесах,
Соединились молодость и гений.
5 Кто знает блеск восторгов, от которых
В его груди дыханье замирало,
Как замирает летом знойный воздух,
Когда, с Царицей сердца своего,
Лишь в эти дни постигнувшей впервые
10 Несдержанность двух слившихся существ,
Он проходил тропинкой по равнине,
Которая, была затенена
Стеной седого леса на востоке,
Но с запада была открыта небу.
15 Уж солнце отошло за горизонт,
Но сонмы тучек пепельного цвета
Хранили блеск полосок золотых;
Тот свет лежал и на концах недвижных
Далёких ровных трав, и на цветах,
20 Слегка свои головки наклонявших;
Его хранил и старый одуванчик
С седою бородой; и мягко слившись
С тенями, что от сумерек возникли,
На тёмной чаше леса он лежал —
25 А на востоке, в воздухе прозрачном,
