Я плачу, скорбь моя необычайна,
И я успокоенья не ищу;
Если нашелъ, нашелъ его случайно.
Я плачу, изумляюсь, и ропщу,
5 Дивясь, что тотъ, кто властвуетъ толпою,
Кто вождь ея влеченій и судебъ,
Не свѣтъ, не солнце надъ самимъ собою,
Но теменъ, холоденъ, и слѣпъ.
Я плачу, скорбь моя необычайна,
И я успокоенья не ищу;
Если нашёл, нашёл его случайно.
Я плачу, изумляюсь, и ропщу,
5 Дивясь, что тот, кто властвует толпою,
Кто вождь её влечений и судеб,
Не свет, не солнце над самим собою,
Но темен, холоден, и слеп.
О, пышный виноградъ осеннихъ яркихъ дней,
Пускай никто не рветъ твоей лозы цвѣтущей:
Ты саваномъ покрылъ руину, и подъ ней
Остатки древности, умершей и гніющей.
О, пышный виноград осенних ярких дней,
Пускай никто не рвёт твоей лозы цветущей:
Ты саваном покрыл руину, и под ней
Остатки древности, умершей и гниющей.
Британцы, вамъ горькая выдалась чаша,
Вы жатву сбираете, жатва не ваша,
Вы ткете одежды для вашихъ тирановъ,
А сами—добыча холодныхъ тумановъ;
5 Какъ боги, вы все имъ даете, ихъ родъ
Отъ вашихъ трудовъ беззаботно живетъ…
Британцы, вам горькая выдалась чаша,
Вы жатву сбираете, жатва не ваша,
Вы ткёте одежды для ваших тиранов,
А сами — добыча холодных туманов;
5 Как боги, вы всё им даёте, их род
От ваших трудов беззаботно живёт…
Слѣдъ маленькихъ ногъ на пескѣ,
Близь чужой и пустынной волны,
Свѣтъ раковинъ въ дѣтской рукѣ,
Вы на мигъ были сердцу даны,
5 Взоръ невинныхъ и любящихъ глазъ
Былъ минутной усладой для насъ.
След маленьких ног на песке,
Близ чужой и пустынной волны,
Свет раковин в детской руке,
Вы на миг были сердцу даны,
5 Взор невинных и любящих глаз
Был минутной усладой для нас.