И ты одна, въ мучительные годы,
Межь тѣмъ какъ на тебя я не глядѣлъ,
15 Во мнѣ лучомъ любви взростила всходы,
И положила тягостямъ предѣлъ,
И я, подъ блескомъ этого мгновенья,
Отъ горькаго возсталъ самозабвенья.
Твои слова, въ которыхъ міръ дышалъ,
20 Упали въ сердце, какъ роса живая
На тотъ цвѣтокъ, что не совсѣмъ завялъ;
Твои уста къ моимъ, изнемогая,
Прильнули; взоръ твой вспыхнулъ, какъ въ огнѣ,
И сладко убѣдилъ печаль во мнѣ.
25 О, милая! Тоска и опасенье
Еще грозятъ такъ странно мнѣ съ тобой,
Еще намъ нужно слово утѣшенья;
Превратности съ томительной борьбой
Пусть къ намъ свои не обращаютъ взгляды,
30 А то совсѣмъ не будетъ намъ отрады.
Ты такъ кротка, ты такъ добра, мила,
И я не могъ бы жить на этомъ свѣтѣ,
Когда бы ты такою не была,
Когда бъ ты отказала мнѣ въ привѣтѣ,
35 Надѣла бъ маску,—лишь въ душѣ, на днѣ,
Скрывая ото всѣхъ любовь ко мнѣ.
И ты одна, в мучительные годы,
Меж тем как на тебя я не глядел,
15 Во мне лучом любви взрастила всходы,
И положила тягостям предел,
И я, под блеском этого мгновенья,
От горького восстал самозабвенья.
Твои слова, в которых мир дышал,
20 Упали в сердце, как роса живая
На тот цветок, что не совсем завял;
Твои уста к моим, изнемогая,
Прильнули; взор твой вспыхнул, как в огне,
И сладко убедил печаль во мне.
25 О, милая! Тоска и опасенье
Ещё грозят так странно мне с тобой,
Ещё нам нужно слово утешенья;
Превратности с томительной борьбой
Пусть к нам свои не обращают взгляды,
30 А то совсем не будет нам отрады.
Ты так кротка, ты так добра, мила,
И я не мог бы жить на этом свете,
Когда бы ты такою не была,
Когда б ты отказала мне в привете,
35 Надела б маску, — лишь в душе, на дне,
Скрывая ото всех любовь ко мне.
Родной очагъ, пріютъ надеждъ и восхищеній,
Для Памяти больной послѣднее изъ нихъ
Содѣлалось больнѣй всѣхъ прошлыхъ огорченій,
Всѣхъ слезъ невспоминаемыхъ твоихъ.
Родной очаг, приют надежд и восхищений,
Для Памяти больной последнее из них
Соделалось больней всех прошлых огорчений,
Всех слёз невспоминаемых твоих.
