Изъ райской области навѣки изгнанъ змѣй.
Подстрѣленный олень, терзаемый недугомъ,
Для боли ноющей своей
Не ищетъ нѣжныхъ травъ: и, брошенная другомъ,
5 Вдовица-горлинка летитъ отъ тѣхъ вѣтвей,
Гдѣ часъ была она съ супругомъ.
И мнѣ услады больше нѣтъ
Близь тѣхъ моихъ друзей, въ чьей жизни яркій свѣтъ.
Я ненавистью гордъ,—презрѣніемъ доволенъ;
10 А къ равнодушію, что ранило меня,
Я самъ быть равнодушнымъ воленъ.
Но, коль забыть любовь и боль ея огня,
Отъ состраданія тотъ духъ измученъ, боленъ,
Который жизнь влачитъ, стеня,
15 Взамѣну пищи, хочетъ яда,
Тотъ, кто позналъ печаль, кому рыдать—отрада.
И потому, когда, друзья, мой милый другъ,
Я васъ такъ тщательно порою избѣгаю,
Я лишь бѣгу отъ горькихъ мукъ,
20 Что встанутъ ото сна, разъ я приближусь къ раю,
И чаянья меня замкнутъ въ свой лживый кругъ;
Имъ нѣтъ забвенія, я знаю;
Такъ въ сердце я пронзенъ стрѣлой,
Что вынете ее, и вѣкъ оконченъ мой.
Из райской области навеки изгнан змей.
Подстреленный олень, терзаемый недугом,
Для боли ноющей своей
Не ищет нежных трав: и, брошенная другом,
5 Вдовица-горлинка летит от тех ветвей,
Где час была она с супругом.
И мне услады больше нет
Близ тех моих друзей, в чьей жизни яркий свет.
Я ненавистью горд, — презрением доволен;
10 А к равнодушию, что ранило меня,
Я сам быть равнодушным волен.
Но, коль забыть любовь и боль её огня,
От сострадания тот дух измучен, болен,
Который жизнь влачит, стеня,
15 Взамену пищи, хочет яда,
Тот, кто познал печаль, кому рыдать — отрада.
И потому, когда, друзья, мой милый друг,
Я вас так тщательно порою избегаю,
Я лишь бегу от горьких мук,
20 Что встанут ото сна, раз я приближусь к раю,
И чаянья меня замкнут в свой лживый круг;
Им нет забвения, я знаю;
Так в сердце я пронзён стрелой,
Что вынете её, и век окончен мой.
