Чу! корабль раскололся, онъ какъ дубъ затрещалъ,
Въ часъ когда его вѣтви буйный вихрь оборвалъ.
Онъ разорванъ, расщепленъ грозовою стрѣлой,
Съ раздробленною мачтой, весь окутанный мглой,
35 Онъ погибель впиваетъ черезъ каждую щель,
Въ бурномъ морѣ онъ видитъ гробовую постель.
Мертвый остовъ несется надъ живою волной,
Точно трупъ, окруженный, какъ сплошной пеленой,
Дуновеніемъ смерти. Трюмъ затопленъ, и вотъ
40 Волны выхода ищутъ, влага палубу рветъ,
И она разломилась отъ напора воды,
Какъ отъ теплаго вѣтра преломляются льды.
Но одинъ еще цѣленъ, еще держится декъ,
Съ человѣкомъ тамъ тѣсно мертвый слитъ человѣкъ,
45 Другъ для друга гробницей трупы служатъ кругомъ,
Такъ убитые, въ бреши, кучей спятъ предъ врагомъ.
Тамъ два тигра, что, въ трюмѣ видя влагу зыбей,
Въ нестерпимости страха гнетъ порвали цѣпей;
(То, что дало имъ смѣлость, въ ихъ темницѣ, внизу,
50 Здѣсь велитъ быть ручными, возвѣщая грозу);
Уцѣпившись когтями за поверхность доски,
Тигры жмутся другъ къ другу, полны смертной тоски.
Это все? Было тихо цѣлыхъ девять недѣль;
Все равно какъ бы сѣвши на подводную мель,
55 Былъ корабль безъ движенья, посреди тишины,
На безвѣтренной глади безглагольной волны;
Солнце въ полдень—безъ тѣни, смертныхъ полное чаръ,
Даже въ лунномъ сіяньи затаился пожаръ,
И возникли туманы, какъ свинцовая тьма,
60 И отъ этихъ дыханій зародилась чума,
И, какъ вередъ рождаетъ на колосьяхъ земля,
Сонъ холодный прокрался въ экипажъ корабля.
Между утромъ и ночью, трупы въ койки вложивъ,
Мертвыхъ въ воду бросали тѣ, кто былъ еще живъ,
65 Трупы—трупы бросали въ глубину, какъ бы въ ровъ
И акулы срывали ихъ могильный покровъ,
И глотали ихъ съ тканью этихъ трупныхъ завѣсъ,
Какъ Евреи глотали дождь изъ манны съ небесъ.
Чу! корабль раскололся, он как дуб затрещал,
В час когда его ветви буйный вихрь оборвал.
Он разорван, расщеплен грозовою стрелой,
С раздроблённою мачтой, весь окутанный мглой,
35 Он погибель впивает через каждую щель,
В бурном море он видит гробовую постель.
Мёртвый остов несётся над живою волной,
Точно труп, окружённый, как сплошной пеленой,
Дуновением смерти. Трюм затоплен, и вот
40 Волны выхода ищут, влага палубу рвёт,
И она разломилась от напора воды,
Как от тёплого ветра преломляются льды.
Но один ещё целен, ещё держится дек,
С человеком там тесно мёртвый слит человек,
45 Друг для друга гробницей трупы служат кругом,
Так убитые, в бреши, кучей спят пред врагом.
Там два тигра, что, в трюме видя влагу зыбей,
В нестерпимости страха гнёт порвали цепей;
(То, что дало им смелость, в их темнице, внизу,
50 Здесь велит быть ручными, возвещая грозу);
Уцепившись когтями за поверхность доски,
Тигры жмутся друг к другу, полны смертной тоски.
Это всё? Было тихо целых девять недель;
Всё равно как бы севши на подводную мель,
55 Был корабль без движенья, посреди тишины,
На безветренной глади безглагольной волны;
Солнце в полдень — без тени, смертных полное чар,
Даже в лунном сияньи затаился пожар,
И возникли туманы, как свинцовая тьма,
60 И от этих дыханий зародилась чума,
И, как веред рождает на колосьях земля,
Сон холодный прокрался в экипаж корабля.
Между утром и ночью, трупы в койки вложив,
Мёртвых в воду бросали те, кто был ещё жив,
65 Трупы — трупы бросали в глубину, как бы в ров
И акулы срывали их могильный покров,
И глотали их с тканью этих трупных завес,
Как Евреи глотали дождь из манны с небес.
