Сырокомля не исцѣлился отъ своихъ увлеченій шляхтой, но сознавалъ темныя стороны ея быта, особенно эту надутую гордость своими вольностями:
Вѣкъ не живали вѣдь мы по-мѣщански,
Даже, какъ помню я, въ дѣтскихъ годахъ
Насъ и пороли-то чисто по-пански
На настоящихъ персидскихъ коврахъ!
Шляхетская гордость и презрѣніе къ быдлу впитывались еще съ молокомъ матери, и молоденькая шляхтянка говорила своей куклѣ:
Да ты вѣдь не знаешь: мы - вольные паны,
Холопы же всѣ несвободны:
Самъ Богъ приказалъ имъ съ небесъ—безустанно
Все дѣлать, что панамъ угодно.
Въ лохмотьяхъ, нечисты, невзрачны собою,
Чуть живы холопы-то наши!
Самъ Богъ ихъ караетъ за то, что порою
Не слушаютъ пана-папаши.
Когда воевода Троцкiй узналъ, что его, чуть-было не утонувшаго на охотѣ, спасъ хлопъ ―
„Какъ! (тутъ вскрикнулъ воевода въ гнѣвѣ, самъ не свой)
„Смѣлъ мнѣ волосы схватить онъ хамскою рукой...
„Смѣлъ онъ съ Троцкимъ воеводой обращаться такъ!
„Закатить ему сто розогъ! Чтобъ впередъ смѣльчакъ
„Зналъ, что шляхты кровь священна... чтобъ впередъ онъ былъ
„Осторожнѣе въ поступкахъ и чтобъ не забылъ,
„Что въ огнѣ горитъ-ли шляхтичъ, тонетъ-ли въ водѣ,
„Но волосъ его не смѣетъ тронуть онъ нигдѣ...
Въ превосходной поэмѣ «Филиппъ изъ Коноплей» этотъ честнѣйшій добрякъ, терпѣвшій цѣлую жизнь неудачи, выбирается депутатомъ въ сеймъ. Онъ задаетъ избирателямъ пирушку и возглашаетъ тостъ:
«„Vivat vivat, братья-шляхта! кровь могучей шляхты той,
„Что всегда была опорой для свободы золотой?“
― „Vivat шляхта!" кто-то вскрикнулъ и второй, и третій разъ.
„Нѣтъ сословiя и выше, и священнѣе у насъ!
„Лишь она всего достойна всей свободы, всякихъ правъ!.."
― „Ошибаешься!" воскликнулъ, отъ досады задрожавъ,
Нашъ герой. „О цѣломъ классѣ забываешь... правда, онъ
„Безъ гербовъ, но равенъ шляхтѣ, да и будетъ съ ней сравненъ!"
― „Равенъ шляхтѣ?!. Кто же это?.. я бы слышать очень радъ!.. “
„Какъ-же кто?.. конечно, хлопы!“ отвѣчаетъ депутатъ
