свои узкія рамки, то скоро дѣлается жесткимъ, шероховатымъ и тяжелымъ. „Маленькія поэмы въ прозѣ“ очень кстати возмѣстили этотъ пробѣлъ и при этомъ въ такой формѣ, которая удовлетворяетъ условіямъ самаго утонченнаго искусства и при которой каждое слово должно быть раньше взвѣшено на вѣсахъ, болѣе чувствительныхъ, чѣмъ вѣсы „Вѣсовщика золота“ Квинтена Мессейса, потому что оно должно имѣть цѣну, вѣсъ и звукъ. Бодлэръ обнаружилъ цѣлую новую сторону своего таланта—драгоцѣнную тонкую и причудливую. Онъ схватилъ и уловилъ нѣчто неподдающееся выраженію, передалъ бѣглые оттѣнки, занимающіе среднее мѣсто между звукомъ и цвѣтомъ, мысли, похожія на мотивы арабесокъ или на темы музыкальныхъ фразъ. Не только физическая природа, но и самыя тайныя движенія души, капризная меланхолія, галюцинирующій сплинъ, полный неврозовъ—прекрасно переданы этой формой. Авторъ „Цвѣтовъ зла“ извлекъ изъ нея поразительные эфекты, и иногда дивишься, какимъ путемъ языкъ достигаетъ той рѣзкой ясности солнечнаго луча, который въ голубой дали выдѣляетъ башни, развалины, групу деревьевъ, вершину горы, благодаря чему получаютъ изображеніе предметы, отказывающіеся отъ всякаго описанія и до сихъ поръ не разрѣшавшіеся словами. Едва ли не большая слава Бодлэра въ томъ, что онъ далъ возможность ввести въ рѣчь цѣлый рядъ предметовъ, ощущеній и эфектовъ, которымъ не далъ названія Адамъ, великій номенклаторъ. Ни одинъ писатель не можетъ претендовать на бо(!)льшую честь, чѣмъ такое признаніе, а между тѣмъ тотъ, кто написалъ „Маленькія поэмы въ прозѣ“ безспорно заслужилъ его.
Трудно, не располагая большимъ количествомъ мѣста (а тогда лучше отослать читателя къ самимъ произведеніямъ) дать вѣрное понятіе объ этихъ произведеніяхъ: картины, медальоны, барельефы, статуэтки, эмали, пастели, камеи слѣдуютъ другъ за другомъ, подобно позвонкамъ въ хребтѣ змѣи; можно вынуть нѣсколько звеньевъ, и куски опять соединяются и живутъ, такъ какъ всѣ они имѣютъ свою собственную душу и всѣ одинаково судорожно тянутся къ недостижимому идеалу.
Прежде чѣмъ закончить, какъ можно скорѣе, эту замѣтку, уже слишкомъ разросшуюся, такъ какъ иначе
