кетъ, внутри города стоявшій, вѣроятно для какихъ-нибудь переговоровъ, и вопреки военнымъ законамъ, которые должны быть святы не менѣе другихъ, взяты оба въ плѣнъ.
На четвертый день (10 числа) тѣ жe перестрѣлки, тѣ же сшибки и то же нападеніе, которыя происходили наканунѣ. Въ полночь, темную, осеннюю и туманную, страшный грохотъ разбудилъ жителей и поразилъ ужасомъ свѣта-преставленія. Окна дрожали, подобно сердцамъ нашимъ; удары, несравненно сильнѣйшіе самыхъ близкихъ громовыхъ, повторялись одинъ за другимъ, и эхо продолжая во влажномъ воздухѣ заглушающіе звуки, сливало ихъ между собою. Казалось, что земля тряслась подъ нашими окаменѣвшими стопами, и готова была провалиться и поглотить насъ, отчаянныхъ, нещастныхъ! Небо пылало багровымъ заревомъ.—Что же все это было? Кремлевскія башни и стѣны летѣли къ облакамъ, взор-
кет, внутри города стоявший, вероятно для каких-нибудь переговоров, и вопреки военным законам, которые должны быть святы не менее других, взяты оба в плен.
На четвёртый день (10 числа) те жe перестрелки, те же сшибки и то же нападение, которые происходили накануне. В полночь, тёмную, осеннюю и туманную, страшный грохот разбудил жителей и поразил ужасом светопреставления. Окна дрожали, подобно сердцам нашим; удары, несравненно сильнейшие самых близких громовых, повторялись один за другим, и эхо, продолжая во влажном воздухе заглушающие звуки, сливало их между собою. Казалось, что земля тряслась под нашими окаменевшими стопами, и готова была провалиться и поглотить нас, отчаянных, несчастных! Небо пылало багровым заревом. — Что же всё это было? Кремлевские башни и стены летели к облакам, взор-
