Кто скажетъ: я забылъ весны очарованье?
Кто скажетъ: первую я позабылъ любовь?
Нѣтъ, даже старики, чья охладѣла кровь,
Не скажутъ этого, увидѣвъ дня сіянье.
5 Но развѣ не всегда любимыя черты
Мы видимъ предъ собой духовными очами?
И въ сердцѣ у себя мы не хранимъ-ли сами
И первый поцѣлуй и первыя мечты?
Когда сіяніе багрянаго заката
10 Угаснетъ, отгорѣвъ,—изъ наступившей тьмы
Проглянетъ звѣздочка, которую когда-то
Съ восторгомъ сладостнымъ привѣтствовали мы.
И я, отъ суеты и шума утомленный,
Оставшися одинъ, припоминаю вновь
15 Съ волненьемъ радостнымъ и съ грустью умиленной
Неумиравшую въ душѣ моей любовь…
Кто скажет: я забыл весны очарованье?
Кто скажет: первую я позабыл любовь?
Нет, даже старики, чья охладела кровь,
Не скажут этого, увидев дня сиянье.
5 Но разве не всегда любимые черты
Мы видим пред собой духовными очами?
И в сердце у себя мы не храним ли сами
И первый поцелуй и первые мечты?
Когда сияние багряного заката
10 Угаснет, отгорев, — из наступившей тьмы
Проглянет звёздочка, которую когда-то
С восторгом сладостным приветствовали мы.
И я, от суеты и шума утомлённый,
Оставшися один, припоминаю вновь
15 С волненьем радостным и с грустью умилённой
Неумиравшую в душе моей любовь…
Когда-жъ, поэтъ, мечтатель неразумный,
Простишься ты съ мечтой о братствѣ и любви?
Вступая въ бой ожесточенно-шумный,
Смѣшайся-же съ толпой благоразумной,
5 И въ трудный часъ на помощь не зови.
Всѣ—за себя въ житейскомъ бурномъ морѣ,
До гибнущихъ пловцовъ нѣтъ дѣла никому.
Сочувствія ты не увидишь въ горѣ;
Все человѣчество подобно жалкой сворѣ:
10 Кто побѣдитъ—двойная честь тому!
Но не кляни людское безучастье:
Земля скупа и непосиленъ трудъ,
На свѣтѣ общее—одна мечта о счастьѣ.
Всѣмъ тяжело лишь личное несчастье;
15 Рви,—иль тебя на части разорвутъ…
Но ты, вдали отъ говора и гама
Всѣхъ этихъ продавцовъ, спѣшащихъ на базаръ,
Священнодѣйствуешь среди пустого храма.
И всѣмъ чужда тобой пережитая драма,
20 Не нуженъ имъ души священный жаръ.
Опомнись, другъ! Съ другими торгашами
Дѣли ихъ барыши, обманывай, кричи,
Хозяйничай въ опустошенномъ храмѣ,
И насмѣясь надъ прежними богами,
25 И честь, и стыдъ ногами растопчи!
Но если жизнь не стоитъ тѣхъ усилій—
Отдайся бурному теченію, поэтъ.
Укрась чело свое вѣнкомъ изъ розъ и лилій,
И волны, изъ страны обмана и насилій
30 Умчатъ тебя туда, гдѣ—вѣковѣчный свѣтъ!
1893 г.
Когда ж, поэт, мечтатель неразумный,
Простишься ты с мечтой о братстве и любви?
Вступая в бой ожесточённо-шумный,
Смешайся же с толпой благоразумной,
5 И в трудный час на помощь не зови.
Все — за себя в житейском бурном море,
До гибнущих пловцов нет дела никому.
Сочувствия ты не увидишь в горе;
Всё человечество подобно жалкой своре:
10 Кто победит — двойная честь тому!
Но не кляни людское безучастье:
Земля скупа и непосилен труд,
На свете общее — одна мечта о счастье.
Всем тяжело лишь личное несчастье;
15 Рви, — иль тебя на части разорвут…
Но ты, вдали от говора и гама
Всех этих продавцов, спешащих на базар,
Священнодействуешь среди пустого храма.
И всем чужда тобой пережитая драма,
20 Не нужен им души священный жар.
Опомнись, друг! С другими торгашами
Дели их барыши, обманывай, кричи,
Хозяйничай в опустошённом храме,
И насмеясь над прежними богами,
25 И честь, и стыд ногами растопчи!
Но если жизнь не стоит тех усилий —
Отдайся бурному течению, поэт.
Укрась чело своё венком из роз и лилий,
И волны, из страны обмана и насилий
30 Умчат тебя туда, где — вековечный свет!
1893 г.
Волнами грозными омыты,
Подъ ропотъ бурь, во мглѣ тумана
Земли надежная охрана—
Стоятъ суровыя граниты.
5 И ропщутъ скалы, гнѣва полны:
— Проходятъ дни, проходятъ годы,
И здѣсь—добыча непогоды—
Мы грудью сдерживаемъ волны.
Волнами грозными омыты,
Под ропот бурь, во мгле тумана
Земли надёжная охрана —
Стоят суровые граниты.
5 И ропщут скалы, гнева полны:
— Проходят дни, проходят годы,
И здесь — добыча непогоды —
Мы грудью сдерживаем волны.
