15 Какъ факелъ могильный, луна озаряла равнины,
И мертвой казалась небесъ синева.
Не зная желаній и чуждый навѣкъ сожалѣнью,
Послѣдній изъ смертныхъ, почившихъ подъ сѣнью могилъ,
По волѣ судьбы—позабытой и блѣдною тѣнью—
20 И самъ я безцѣльно во мракѣ бродилъ.
Но вдругъ въ отдаленьѣ увидѣлъ я призракъ прекрасный,
Какъ будто парившій надъ высью заоблачной горъ.
На мертвую землю и мертвенный неба просторъ
Безмолвно взиралъ онъ, спокойно-безстрастный.
25 И былъ этотъ призракъ подобенъ Олимпа богамъ.
Онъ высился гордо среди своего пьедестала,
Какъ въ дни золотые, когда наполнявшая храмъ
Колѣна толпа передъ нимъ преклоняла.
Но, брошены рядомъ, покоились лукъ и колчанъ,
30 Откуда летѣли волшебныя стрѣлы желаній,
Собой зажигавшихъ безумную жажду лобзаній
Въ сердцахъ недоступныхъ Юнонъ и Діанъ.
И отблескъ лучей надъ челомъ беззаботнаго бога
Померкнулъ, погасъ, и не билося сердце его—
35 Источникъ любви, гдѣ таилася страсти тревога
И ея торжество.
И снова во мнѣ пробудилися съ силой могучей
Тоска и восторгъ позабытыхъ порывовъ любви;
Отравы ея, сладострастно, мучительно жгучей—
40 Я почувствовалъ пламень въ крови.
И въ призракѣ томъ, въ неподвижномъ и блѣдномъ кумирѣ,
Узнали тогда пораженныя очи мои
Того, кѣмъ живетъ, безъ кого умираетъ все въ мірѣ:
Послѣдняго бога, великаго бога любви!
1894 г.
15 Как факел могильный, луна озаряла равнины,
И мёртвой казалась небес синева.
Не зная желаний и чуждый навек сожаленью,
Последний из смертных, почивших под сенью могил,
По воле судьбы — позабытой и бледною тенью —
20 И сам я бесцельно во мраке бродил.
Но вдруг в отдаленье увидел я призрак прекрасный,
Как будто паривший над высью заоблачной гор.
На мёртвую землю и мертвенный неба простор
Безмолвно взирал он, спокойно-бесстрастный.
25 И был этот призрак подобен Олимпа богам.
Он высился гордо среди своего пьедестала,
Как в дни золотые, когда наполнявшая храм
Колена толпа перед ним преклоняла.
Но, брошены рядом, покоились лук и колчан,
30 Откуда летели волшебные стрелы желаний,
Собой зажигавших безумную жажду лобзаний
В сердцах недоступных Юнон и Диан.
И отблеск лучей над челом беззаботного бога
Померкнул, погас, и не билося сердце его —
35 Источник любви, где таилася страсти тревога
И её торжество.
И снова во мне пробудилися с силой могучей
Тоска и восторг позабытых порывов любви;
Отравы её, сладострастно, мучительно жгучей —
40 Я почувствовал пламень в крови.
И в призраке том, в неподвижном и бледном кумире,
Узнали тогда поражённые очи мои
Того, кем живёт, без кого умирает всё в мире:
Последнего бога, великого бога любви!
1894 г.
Разгадка тайны бытія
Понятной станетъ въ часъ кончины;
Существованія причины
Тогда умомъ постигну я.
5 Когда въ концѣ—вся цѣль начала,
А жизнь—обманъ и суета—
Зачѣмъ, о, лживая мечта,
Ты насъ для жизни пробуждала?
Во всѣ вѣка и времена,
10 Объятый скорбью, иль экстазомъ,—
Одно постигъ безсильный разумъ:
Что всѣмъ могила суждена.
Не будь ея—любви и славы,
И добродѣтели святой,
15 Цвѣтовъ, и счастья, и отравы—
И жизни не было бъ самой.
Живущіе, не бойтесь смерти!
Въ могильномъ сумракѣ ея
Скрывается для насъ, повѣрьте,
20 Разгадка тайны бытія.—
1895 г.
Разгадка тайны бытия
Понятной станет в час кончины;
Существования причины
Тогда умом постигну я.
5 Когда в конце — вся цель начала,
А жизнь — обман и суета —
Зачем, о, лживая мечта,
Ты нас для жизни пробуждала?
Во все века и времена,
10 Объятый скорбью, иль экстазом, —
Одно постиг бессильный разум:
Что всем могила суждена.
Не будь её — любви и славы,
И добродетели святой,
15 Цветов, и счастья, и отравы —
И жизни не было б самой.
Живущие, не бойтесь смерти!
В могильном сумраке ея
Скрывается для нас, поверьте,
20 Разгадка тайны бытия. —
1895 г.
Луна струила свѣтъ дрожащій и холодный,
И замокъ де-Кеннеръ на выступѣ скалы
Чернѣя высился среди пучины водной.
Луна струила свет дрожащий и холодный,
И замок де-Кеннер на выступе скалы
Чернея высился среди пучины водной.
