Да какъ же! Вѣдь она всѣ ночи, почитай,
Не спитъ и молится, а утромъ все съ балкона
Глядитъ: не видно ли сегодня почтальона?
Груститъ по цѣлымъ днямъ, коль нѣту ей письма.
Бѣдняжка! Любитъ какъ!
А онъ? Прощаясь съ нею,
Онъ плакалъ какъ дитя. Я видѣла сама.
(Послѣ нѣкотораго молчанія).
Нашъ замокъ сталъ теперь печальнымъ, какъ тюрьма.
Пруссаки въ Сенъ-Матьё! Я, вѣрите-ль, не смѣю
Изъ дому выходить…
Явились и сюда!
А славно ихъ стрѣлки отвадили тогда.
Какъ этотъ раненъ былъ—бѣжали въ разсыпную
Всѣ прочіе.
Его въ пристройку боковую
Хотѣли помѣстить, да барышня сейчасъ
Вмѣшалась и сюда внести его велѣла.
Ужъ я бы…
Ну, молчи, не наше это дѣло,
Да как же! Ведь она все ночи, почитай,
Не спит и молится, а утром всё с балкона
Глядит: не видно ли сегодня почтальона?
Грустит по целым дням, коль нету ей письма.
Бедняжка! Любит как!
А он? Прощаясь с нею,
Он плакал как дитя. Я видела сама.
(После некоторого молчания).
Наш замок стал теперь печальным, как тюрьма.
Пруссаки в Сен-Матьё! Я, верите ль, не смею
Из дому выходить…
Явились и сюда!
А славно их стрелки отвадили тогда.
Как этот ранен был — бежали врассыпную
Все прочие.
Его в пристройку боковую
Хотели поместить, да барышня сейчас
Вмешалась и сюда внести его велела.
Уж я бы…
Ну, молчи, не наше это дело,
