Оставшись сиротой, жила она въ прислугахъ.
Здоровую, какъ волъ, проворную въ услугахъ,
Ее цѣнили всѣ. Когда въ Ивановъ день
Фермеры шли толпой изъ ближнихъ деревень
5 Для найма служащихъ, то видъ ея фигуры,
Дышавшей силою, и честнаго лица
Смягчалъ невольно ихъ угрюмыя натуры,
И всѣ, до самаго суроваго скупца,
Спѣша нанять ее, дарили ей обнову.
10 Красы особенной въ ней не было, но къ слову
Сказать, была она пригожа и мила,
Съ глазами темными, румяна и бѣла,
И съ черными, какъ смоль, густыми волосами
Подъ шелковымъ платкомъ. Съ проворными руками
15 Она была вездѣ: за стиркой и станкомъ,
На кухнѣ, въ садикѣ, ходила за скотомъ,
Домашней птицею, копалась въ огородѣ
И каждый Божій день вставала на восходѣ.
Любила ли она? Загадочный вопросъ.
20 Тутъ затруднялися рѣшительнымъ отвѣтомъ
Всѣ кумушки села, и только прошлымъ лѣтомъ,
Когда гурьба крестьянъ идетъ на сѣнокосъ,
Она, охвачена какой-то лихорадкой,
Плѣнилась безъ ума красивымъ молодцомъ—
25 Плохимъ работникомъ. Усы его кольцомъ,
Въ связи съ нахальною и дерзкою ухваткой
Оставшись сиротой, жила она в прислугах.
Здоровую, как вол, проворную в услугах,
Её ценили все. Когда в Иванов день
Фермеры шли толпой из ближних деревень
5 Для найма служащих, то вид её фигуры,
Дышавшей силою, и честного лица
Смягчал невольно их угрюмые натуры,
И все, до самого сурового скупца,
Спеша нанять её, дарили ей обнову.
10 Красы особенной в ней не было, но к слову
Сказать, была она пригожа и мила,
С глазами тёмными, румяна и бела,
И с чёрными, как смоль, густыми волосами
Под шёлковым платком. С проворными руками
15 Она была везде: за стиркой и станком,
На кухне, в садике, ходила за скотом,
Домашней птицею, копалась в огороде
И каждый Божий день вставала на восходе.
Любила ли она? Загадочный вопрос.
20 Тут затруднялися решительным ответом
Все кумушки села, и только прошлым летом,
Когда гурьба крестьян идёт на сенокос,
Она, охвачена какой-то лихорадкой,
Пленилась без ума красивым молодцом —
25 Плохим работником. Усы его кольцом,
В связи с нахальною и дерзкою ухваткой
