хару, который даже противенъ. Когда у меня будутъ свои деньги, я всегда буду пить такой чай, какъ этотъ“. — Благодарю васъ, маменька.
— Не спи, принесу другую. — Она вернулась съ другой чашкой такого же прекраснаго чаю. — Кушай, а я опять посижу. Съ минуту она молчала, потомъ вдругъ заговорила какъ-то особенно, то самою быстрою скороговоркою, то растягивая слова.
— Вотъ, Вѣрочка, ты меня поблагодарила. Давно я не слышала отъ тебя благодарности. Ты думаешь, я злая. Да, я злая, только нельзя не быть злой! А слаба я стала, Вѣрочка! отъ трехъ пуншей ослабѣла, а какія еще мои лѣта! Да и ты меня разстроила, Вѣрочка, — очень огорчила! Я и ослабѣла. А тяжелая моя жизнь, Вѣрочка. Я не хочу, чтобы ты такъ жила. Богато живи. Я сколько мученья приняла, Вѣрочка, и-и-и, и-и-и, сколько! Ты не помнишь, какъ мы съ твоимъ отцомъ жили, когда онъ еще не былъ управляющимъ! Бѣдно, и-и-и, какъ бѣдно жили, — а я тогда была честная, Вѣрочка! Теперь я не честная, — нѣтъ, не возьму грѣха на душу, не солгу передъ тобою, не скажу, что я теперь честная! Гдѣ ужъ, — то время давно прошло. Ты, Вѣрочка, ученая, а я неученая, да я знаю все, что у васъ въ книгахъ написано; тамъ и то написано, что не надо такъ дѣлать, какъ со мною сдѣлали. „Ты, говорятъ, не честная!“ вотъ и отецъ твой, — тебѣ-то онъ отецъ, это Наденькѣ не онъ былъ отецъ, — голый дуракъ, а тоже колетъ мнѣ глаза, надругается! Ну, меня и взяла злость: а когда, говорю, по вашему я не честная, такъ я и буду такая! Наденька родилась. Ну, такъ что̀-жъ, что родилась? Меня этому кто научилъ? Кто должность-то получилъ? Тутъ моего грѣха меньше было, чѣмъ его. А они у меня ее отняли, въ воспитательный домъ отдали, — и узнать-то было нельзя, гдѣ она, — такъ и не видала ее, и не знаю, жива ли она… чать, ужъ гдѣ быть въ живыхъ! ну, въ теперешнюю пору мнѣ бы мало горя, а тогда не такъ легко было, — меня пуще злость взяла! Ну, и стала злая. Тогда и пошло все хорошо. Твоему отцу, дураку, должность доставилъ кто? — я доставила. А въ управляющіе кто его произвелъ? — я произвела. Вотъ, и стали жить хорошо. А почему? — потому, что я стала нечестная, да злая. Это, я знаю, у васъ въ книгахъ написано, Вѣрочка, что только нечестнымъ, да злымъ и хорошо жить на свѣтѣ. А это правда, Вѣрочка! Вотъ, теперь и у отца твоего деньги есть, — я предоставила; и у меня есть, можетъ и побольше, чѣмъ у него, — все сама достала, на старость кусокъ хлѣба приготовила. И отецъ твой, дуракъ, меня уважать сталъ, по стрункѣ сталъ у меня ходить, я его вышколила! А то гналъ меня, надругался надо мною. А за что? Тогда было не за что, — а за то, Вѣрочка, что не была злая. А у васъ въ книгахъ, Вѣрочка, написано, что не годится такъ жить, — а ты думаешь, я этого не знаю? Да въ книгахъ-то у васъ написано, что коли не такъ жить, такъ надо все по новому завести, а по нынѣшнему заведенью нельзя такъ жить, какъ они велятъ, — такъ что-жъ они по новому-то порядку не заводятъ? Эхъ, Вѣрочка, ты думаешь, я не знаю, какіе у васъ въ книгахъ новые порядки расписаны? — знаю: хорошіе. Только мы съ тобой до нихъ не доживемъ, больно глупъ народъ — гдѣ съ такимъ народомъ хорошіе-то порядки завести! Такъ станемъ жить по старымъ. И ты по нимъ живи. А старый порядокъ какой? У васъ въ книгахъ написано: старый по-
