жизнь Сигизмунда-Августа. Этимъ чудовищемъ была мать его родная― Бона.
Годъ спустя послѣ первато Сейма, Король созвалъ другой Сеймъ въ Піотрковѣ, для совѣщаній о коронованіи Варвары. Бона, жившая до сихъ поръ въ Варшавѣ, переѣхала въ окрестности Піотркова въ небольшую деревню Гомолинъ, чтобы имѣть возможность крамолами противу дѣйствовать камѣреніямъ сына. Зная ее и опасаясь, Сигизмундъ-Августъ слѣдилъ за всѣми ея действіями, и узнавъ, что она имѣетъ тайныя совѣщанія съ кокою-то старою вѣщуньей, велѣлъ немедленно схватить ее и допросить. Колдунья на допросѣ открыла: много такихъ вещей, которыя привели въ ужасъ юнаго Монарха[1]. Безпокойство и опасенія его за жизнь супруги были тамъ основательнѣе, что онъ хорошо зналъ свою мать, и не сомнѣвался, что она готова была рѣшиться на самое ужасное преступленіе. Къ тому же Варвара была больна, - какъ думали, у нея развивался ракъ.
Не смотря на это, въ Піотрковѣ, Король торжествовалъ. Сеймъ покорился. Кмита, Гурка, Тенчическій, Примасъ Дзержговскiй, ― всѣ прежніе недоброжелатели тѣснились ко двору и изъявляли свою преданность и покорность, признавая Варвару своей Государыней. Гурка держалъ стремя, когда Сигизмундъ-Августъ садился на лошадь. Кмита умаливалъ Царственную чету доставить ему счастіе посѣщеніемъ дома его въ Висничѣ. Дзержговскiй изъявилъ готовность совершить обрядъ коронованія Варвары. Торжественное вѣнчаніе ея произошло 9 Декабря 1550 года въ Краковскомъ храмѣ, но героиня этаго величественнаго обряда, идолъ любви Короля, двора и всего народа, когда все кипѣло радостію и веселiемъ,- одна только не раздѣляла всеобщихъ восторговъ. Понимая ли опасность своей болезни, или руководимая какимъ то смутнымъ предчувствіемъ, она съ горестію сказала: „Къ другому вѣнцу скоро пригласитъ меня Господь.... Молите Его, да низпошлетъ милому моему супругу утѣшеніе въ скорби послѣ моей кончины."
Съ Престола, на который возвелъ ее Архіепископъ, бедная Варвара почти непосредственно перешла на смертный одръ. Болезнь, которою она страдала (ракъ или чирей) приняла такой оборотъ, что Король, лѣкаря и весь Дворъ были въ восторгѣ; но неожиданно появился какой-то новый симптомъ болѣзни, ― горячка или лихорадка. Нѣтъ сомнѣнія, что, когда всѣ были увѣрены въ выздоровленiи Варвары, услужливая рука свекрови поднесла ей смертельный бокалъ[2], и въ тоже самое время коварная Бона прислала къ сыну и невѣсткѣ своего духовника предлагая миръ и дружбу, и признавая Варвару своею дочерью. Дворъ принялъ это лукавое посольство, колеблясь между неожиданною радостью и невольнымъ подозрѣніемъ. Сигизмундъ-Августъ, неотходя ни днемъ, ни ночью отъ
