жить человѣку, синьоръ Кристофоро, и когда умираетъ смѣхъ, то умираетъ и человѣкъ. Засмѣйся, Экко, хоть не говори ничего, а только засмѣйся, ты порадуешь мою душу.
ЭККО (тяжко вздыхаетъ). Не могу, синьоръ Петруччіо.
КРИСТОФОРО. А развѣ тебѣ не смѣшно, Экко, что у меня такіе усы?
ЭККО (тяжко вздыхая). Смѣпіно, синьоръ Кристофоро.
КРИСТОФОРО. Отчего же ты не смѣешься?
ЭККО. Не могу, синьоръ Кристофоро.
ПЕТРУЧЧІО. Вотъ видите, умеръ смѣхъ. Бѣдный герцогъ Лоренцо.
КРИСТОФОРО. Да, бѣдный Лоренцо!
ПЕТРУЧЧІО. Маріо, пойди и доложи доннѣ Франческѣ, что огни зажжены и все готово.... къ пріему гостей.
КРИСТОФЮРО. Какихъ еще гостей? Какіе теперь еще могутъ быть гости, синьоръ управляющій, вы подумайте.
ПЕТРУЧЧІО (машетъ рукой). А ты, Піетро, пойди и прикажи опустить мостъ.
КРИСТОФОРО. Это зачѣмъ?
ПЕТРУЧЧІО. Такъ приказалъ герцогъ.
КРИСТОФОРО. Лоренцо? Зачѣмъ же ты слушаешься его?
ПЕТРУЧЧІО. Если бы вы, синьоръ Кристофоро, слышали его голосъ, видѣли его повелительное движеніе рукой, то и вы послушались бы его.
КРИСТОФОРО. Я? Никогда!
ЭККО. Послушались бы, синьоръ Кристофоро. Чѣмъ я былъ, маленькій и злой горбунъ, найденный во рву замка? Онъ захотѣлъ, и я сталъ его смѣхомъ, синьоры.
