Педагогическій опытъ имѣетъ, конечно, такое же важное значеніе, какъ и педагогическій тактъ; но не слѣдуетъ слишкомъ преувеличивать этого значенія. Результаты большей части воспитательныхъ опытовъ, какъ справедливо замѣтилъ Бенеке, отстоятъ слишкомъ далеко по времени отъ тѣхъ мѣръ, результатами которыхъ мы ихъ считаемъ, чтобы мы могли назвать данныя мѣры причиною, а данные результаты слѣдствіемъ этихъ мѣръ; тѣмъ болѣе, что эти результаты приходятъ уже тогда, когда воспитатель не можетъ наблюдать надъ воспитанникомъ. Поясняя свою мысль примѣромъ, Бенеке говоритъ: „Мальчикъ, который на всѣхъ экзаменахъ отличается первымъ, можетъ оказаться впослѣдствіи ограниченнѣйшимъ педантомъ, тупымъ, невоспріимчивымъ для всего, что лежитъ внѣ тѣснаго круга его науки, и никуда не годнымъ въ жизни“. Мало того, мы сами знаемъ изъ практики, что очень часто послѣдніе ученики нашихъ гимназій дѣлаются уже въ университетѣ лучшими студентами, и наоборотъ—оправдывая на себѣ евангельское изреченіе о „послѣднихъ“ и „первыхъ“.
Но педагогическій опытъ не только по отдаленности своихъ послѣдствій отъ причинъ не можетъ быть надежнымъ руководителемъ педагогической дѣятельности. Большею частью педагогическіе опыты очень сложны, и каждый имѣетъ не одну, а множество причинъ, такъ что нѣтъ ничего легче, какъ ошибиться въ этомъ отношеніи и назвать причиною даннаго результата то, что вовсе не было его причиною, а можетъ быть даже задерживающимъ обстоятельствомъ. Такъ, напримѣръ, если бы мы заключили о развивающей силѣ математики или классическихъ языковъ только потому, что всѣ знаменитые ученые и великіе люди западной Европы учились въ своей молодости математикѣ или классическимъ языкамъ, то это было бы очень опрометчивое заключеніе. Какъ же имъ было не учиться по-латыни или избѣжать математики, если не было школы, въ которой не учили бы этимъ предметамъ? Считая ученыхъ и умныхъ людей, вышедшихъ изъ школъ, гдѣ преподавались математика и латынь, отчего мы не считаемъ тѣхъ, которые, и учившись латыни и математикѣ, остались людьми ограниченными? Такой огульный опытъ даже не исключаетъ возможности предположенія, что первые безъ математики или безъ латыни, можетъ быть, были бы еще умнѣе, а вторые не такъ ограничены, если бы ихъ молодая память была
